Кругами рая

Это происшествие представлялось ей уморительным. Евдокия Анисимовна тоже невольно усмехнулась, не усмехнулась даже, а как бы показала только, что разделяет это недоумение, из вежливости, что ли, из добровольно принятого на себя обязательства общаться и чтобы не обнаружить мрачности, которая накрыла ее внезапно, как платком. Но Светлана, видимо, что-то почувствовала.

– Дуня, слушай, а может быть, тебя кто загипнотизировал?»

– Что ты мелешь? – ответила Евдокия Анисимовна неприязненно.

– Нет, ну вот я читала, есть гипнотические роженицы. Лет десять числятся по беременности, пятнами натурально покрываются, каждый день ходят смотреть Рафаэля, чтоб ребенок на него стал похож. Под эту выгоду еще и остренького каждый день требуют. А у них никакого плода нет, просто живот раздулся.

– Это ты к чему? Не понимаю.

– Может, думаю, тебя кто-то тоже загипнотизировал по поводу твоего мужа? А на самом деле и нет ничего?»

– Ненавижу, – не разжимая губ, но очень громко сказала Евдокия Анисимовна.

– Ах ты, страсти у нас какие! Да что он у тебя, убийца, что ли? А если и убийца? Это еще ничего плохого о человеке не говорит!

– Светка, заткнись, ладно?

В Евдокии Анисимовне сейчас не было злости, только горечь, и у горечи этой не оставалось ни сил, ни желания объяснять себя и искать себе утешения. Калека войны не станет же утешаться тем, что на земле уже сколько-то там веков как придуман гуманизм. Она понимала, конечно, что на нее действует вино. Но для чего-то ведь пьют люди? Может быть, для того как раз, чтобы признаться себе в том, в чем по трезвости признаться не хватает решимости? Трезвый всегда держит в запасе путь к отступлению, оставляет надежду, трусливо мечтает договориться; окончательности он не выдерживает. Все, что угодно, только не диагноз. Так вот, пусть уже будет диагноз! Евдокия Анисимовна чувствовала себя приговоренной – болезнь ли ее какая приговорила, обстоятельства неудачно сложились, не повезло с мужем и людьми или природа так распорядилась, когда она еще была в утробе? Что толковать? Приговорена! Не выпутаться ей из этой петли. Это, может быть, еще и не сама смерть, но уже каюк. Только священника она в любом случае звать не будет, не станет ломать комедию. А когда умирать придется, надо, чтоб деньги на хоспис были. У нее кое-что накоплено. Уходить из жизни надо, не прощаясь, пока в глазах есть смысл и еще не боишься показать сгнившие зубы в улыбке. Пусть запомнят прибранной не чужими руками и привлекательной, чтоб было о чем пожалеть хотя бы. А еще правильнее – сохранить до последнего разум и самой успеть принять яд.

Огня не зажигали ни в трамвае, ни на улице, и казалось, что они плывут вместе с белой ночью по круглой земле и вот-вот выплывут в новый рассвет или же свалятся за край. Евдокия Анисимовна всегда плохо переносила эти длинные, долго не гаснущие вечера. Тревожно ей становилось, как будто она разом слепла и глохла и не знала, чего и откуда ждать.

– Я – пьяная, а ты? – спросила Светка. – Как мы в трамвае-то оказались? Ой, да это не просто трамвай, а «тэшка». Точно, точно, мы ж голосовали. Я в таких никогда еще не ездила. Смотри, что написано?

Евдокия Анисимовна прочитала надпись над центральной дверью: «На просьбу "где-нибудь здесь”» выйдешь "где-нибудь там”». Она впервые засмеялась по-настоящему. После произнесенного себе приговора она вдруг почувствовала, что теперь-то особенно хочется жить. Вслух же сказала с видом уверенного в своем мастерстве дуэлянта:

– Я сейчас ему такой подарок готовлю! Портрет. Ван Гог отдыхает!

Трамвай этот напоминал приключение. В молодости они с Гришей любили сесть в первый попавшийся автобус или трамвай и ехать до кольца, чтобы через час оказаться в совершенно незнакомом городе. Сейчас она, как и тогда, ехала неизвестно куда и неизвестно зачем и тоже налегке. Счастье – не счастье, но – свобода! Все долги давно отданы, имеет право еще раз начать заново.

– Дети – сплошные ложные опята, – продолжала Светка про свое. – Вредные! Я тебе точно говорю. Не знаешь, чем отравишься. Когда мы Наташку, поздно уже, крестили, она такое учудила! Я не знала, куда себя деть. Муха на нее, голенькую, села, так она косила-косила на нее глаз, а потом и говорит: «Брысь, сука!» От папеньки научилась. На батюшку чуть икота не напала, басить перестал, смотрит… И смех и грех.

Светкино настроение показалось как раз впору Евдокии Анисимовне, которая еще минуту назад не знала, как справиться со своим мраком.

– Мы с тобой как ВИП-персоны едем – одни в пустом вагоне», – бросила через плечо Светка.

– Не одни, – шепотом ответила Евдокия Анисимовна,

– вон еще какие-то мужички впереди. На нас поглядывают». – Не то чтобы любопытство в предчувствии возможного знакомства овладело ею, но и страха не было. Правду говорят, что не приключения ищут человека, а человек приключения. И Светку понесло.

– А пусть глядят, если не боятся ослепнуть, – захохотала она.

– Давай выйдем, – предложила Евдокия Анисимовна.

– Без проблем, – согласилась Светка и крикнула водителю: – Где-нибудь здесь, пожалуйста!