Кругами рая

Разве что один парадокс: внутренняя жизнь переполнена событиями, мысль и воображение опережают поступки и обстоятельства, там все быстрее, драматичнее, невероятней. Вот уж где семь пятниц на неделе. И это не от врожденной безответственности, а просто, когда внешняя жизнь слишком категорична, воображение – единственная, может быть, область свободы.

Тысяча оговорок, конечно, и столько же извинений. Мы вовсе не хотим сказать, что внутренние люди более свободны, чем остальные. Иногда совсем наоборот. У них особенно развиты правила и есть даже целые теории, которые свободу ограничивают. Чаще других они выходят на рандеву с совестью или уклоняются от него, что тоже затратно. Человек решительного действия в этом смысле более свободен, к тому же более притягателен, понятен, надежен, его и судят за дело, и любят за дело. В конце концов, вся жизнь – глагол.

Но утверждать при этом, что жизнь реальных людей более подлинная, мы бы тоже не стали. Реальность вырождается иногда в такую уж не только тупую, но и подлую механистичность, что полностью лишается какого-либо положительного содержания. И вот при отсутствии или недостатке содержания в жизни внешней внутренняя как раз и может оказаться единственно подлинной. Если внешняя жизнь лишена энергии и большинство живет не только без веры в Промысел, чувства справедливости, но и каких-либо отношений с совестью, то эта жизнь и эти люди эфемерны. Переживание же этой эфемерности (как у Алексея, который думает, есть он или его нет) являет по крайней мере некую тоску по настоящему существованию, и, значит, переживание это подлинное, и герой наш больше реалист, чем, допустим, прокурор, жизнелюбивое тело которого уже находится мечтой в сауне, в силу чего он не глядя подмахивает приговор о собственной смерти.

Заметим кстати, что слова «чувствовать», «любить», «тосковать», «желать», «сомневаться», «думать» тоже принадлежат к глаголам. И многие события часто являются только следствием тех происшествий, которые уже произошли.

Не будем дальше продолжать эту заочную дискуссию и говорить, например, о том, что даже суд интересуется мотивами преступления. Суть спора лежит в стороне. И когда хочется ясной интриги и ясного ее завершения, не надо доказывать, что у человека с развитым воображением чаще ноют зубы, а потому он хуже выполняет гражданские и прочие обязанности.

Добавь мы чего-нибудь бытового нашим героям – и вполне бы договорились даже и с читателем детективов. Пусть бы, к примеру, профессор ходил в разных ботинках или испытывал склонность к тайному разврату, а сын его мочился в детстве в постель и всю жизнь недомогал по половой части. Крепко сбитый «треугольник» при неизлечимой болезни одного из супругов также, надо думать, нашел бы самое глубокое понимание.

Но у нас, увы, тоже есть правила. А поэтому ни лишних пороков и слабостей, ни тайного злодейства, ни святости, ни даже милой чудаковатости мы добавлять нашим героям не станем. На наш взгляд, всего и так достаточно. Люди как люди. Перемудрили немного. Бывает. А потому пойдем дальше, оставив героев, какие они есть, и постараемся сами меньше высовываться.

Глава тридцатая

ГМ И ТАНЯ ЗАДАЮТСЯ ЛЮБОПЫТНЫМИ ВОПРОСАМИ: МОЖЕТ ЛИ БАССЕТ СТАТЬ ШНАУЦЕРОМ, КОРРЕКТНА ЛИ СДЕЛКА ЛИЧНОСТЬ – БЕССМЕРТИЕ, И ОТНОСИТСЯ ЛИ ЛЮБОВЬ К ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ? НО ВНЕЗАПНО В РАЗГОВОР, РАССЧИТАННЫЙ НА ДВОИХ, ВМЕШИВАЕТСЯ ТРЕТИЙ