Не успели сделать и сотни шагов в этом направлении, как Руахила кто-то окликнул и продолжал на незнакомом мне языке.
Мы оглянулись. По другому берегу брел старик. Когда он приблизился, я понял, что он тоже Ангел, но очень старый. Его хитон выгорел, а крылья выцвели в серое, отчего я не сразу приметил их на фоне грозового фронта. Старый Ангел походил на след, который оставляет в воде лодка. Он был бестелесен, облик его казался случайным сочетанием пятен света, теней и теплого воздуха.
Старик остановился против нас на том берегу и заговорил, точнее, начал выплетать из воздуха геометрические фигуры. Они образовывали цепочки, делали над рекой круг, беззвучно лопались и падали в воду.
Я понял, что треугольник значит
Кто это? – спросил я у Ангела. – Что он сказал?
Это Фотиниил, духовник Ангелов, сам он Девятого чина, но многие Архангелы являются из
Он сказал, что по воле Господа у Евфрата нет ни истока, ни устья.
Я молчал.
Вокруг, насколько хватало глаз, лежали похожие на раковины облака. Раковины были обитаемы, и небесные улитки медленно пересекали Большую Равнину с Востока на Запад, а в зеркале Верхних Небес, повторяя их движение, ползли в обратную сторону Галактики.
Это началось, когда Свет отделился от Тьмы, и не кончится никогда.
Ангел взял меня за руку и повел к реке. Я лег на живот и вдохнул текучий душистый пар, которым она, как оказалось, была наполнена.
Пар взорвался, едва коснувшись свечи, что тлела во мне. Я только успел зажмуриться, как пламя, вырвавшись наружу из каждой поры, меня уничтожило. От целого осталось лишь зрение, глаза за тонкой пленкой огня.
То был взгляд, летящий сам по себе, и он видел, как небо свивается в тугой свиток, подобие трубы или ствола. Взгляд оставался внутри, а навстречу неслись сияющий газ и хрустальный снаряд.
Золотой поршень пронесся мимо, обрезав мои ресницы, а за ним, как вагоны за локомотивом, следовали прозрачные цилиндры, внутри которых не было ничего, кроме Ангелов. Должно быть, это был один бесконечный алмазный столб, а на части его разделил я
Ближние Ангелы были видны целиком, дальних я различал лишь по бликам на крыльях и проблескам в драгоценных глазах. Как воздух состоит из молекул различных газов, так этот нестерпимый свет состоял из Ангелов. Они двигались кругами, каждый существовал отдельно, но свободного места между ними не было.
Зрение прилипло к прозрачной стенке, а больше у меня ничего не осталось, даже рук, чтобы протереть глаза. Один Ангел на мгновение завис с той стороны, словно снег за стеклом. То был Руахил, он благословлял меня.
Я вдруг понял, что не успел узнать о своем смертном часе, и куда, в Рай или в Ад, ушли мои деды, и припомнятся ли мне те смертные грехи, что совершены во сне и до св. Крещения, но Руахила уже не было. Вагоны Девятого класса кончились, в луче появились
От меня осталась лишь прозрачная соленая капля, что летела вниз вместе с веселым дождем. Земля манила ее невесомой пыльной ладонью, и ветер крутил ее.
15. Многоголосица
В отличие от человека волк может жить без имени до четырех лет. У волка нет персонального Ангела, и никто в горних не молится за него, кроме Первой Матери. Но Луна лежит на самом дне небесного колодца, и слова ее до Бога не долетают, но превращаются в ядовитые ягоды на лесных кустах.
Человек трижды меньше своего имени, которое принадлежит Святому-покровителю, как отчество принадлежит отцу, а фамилия – основателю рода.
Сын Волги остался один, и некому было окликнуть его. Но он был больше, чем пустота или молчание. Он видел свою тень на теплом речном песке и решил, что тень и будет ему вместо клички.
Безымянный посмотрел на солнце, закрыл глаза и долго рассматривал прорастающие сквозь темноту синие нити, похожие на усы вьюнка. Кто-то карабкался по стволу его зрения, но никак не мог дотянуться до зрачка и соскальзывал. Так повторялось уже много раз, едва волк оказывался на речной косе у молодого бора, где в Волгу впадала Жабня.
Безымянный считал матерью реку и не понимал, отчего тело его не пропускает свет.
Наверное, я еще слишком молод, – думал волк, – но придет время, и зацеплюсь лапами за устье, а хвост упадет в исток, а камни, что у меня внутри, станут видны снаружи. Он пил из реки и думал, что вода – это главное. Даже на небе, – ворчал Безымянный, – одна вода.
Однажды он видел на небе водоворот. Бог провел по тверди рукой, звезды выскочили из гнезд и закружились в воронке, словно сорванные грозой лотосы. Буря прошла, а звезды так и остались свитыми в спираль.