Читаем Круги на воде полностью

Мне показалось, что глаза Марины стали похожи на воду, которой она теперь касалась взглядом, то есть - иссиня-белые, и бледные стрелолисты колышатся на дне. Это были глаза женщины, что долетела до Луны, вернулась обратно и ничего не хочет рассказывать.

Плавучий кабак показался из-под Дворцового моста, по воде побежала волна, по воздуху - музыка. Марина подняла голову скорее на звук, чем на мигание корабельных знаков. Я вдруг решил, что она ослепла, испугался и не стал подходить к ней, но спрятался за фиванским сфинксом и наблюдал.

У гранитных ступеней плеснула неразумная плотва, что мечет свой бисер в худосочных городских протоках. В фонаре на куполе Исаакиевского собора загорелся свет, и ветер, переменившись, наполнил улицы ароматами турецких пряностей и греческих благовоний.

Сестра, - сказал я, - камень уже холодный, вставай, пойдем домой.

Марина оглянулась и щелкнула пальцами. Она всегда делает так, когда просыпается внутри сна. Глаза ее сделались голубыми, как джинсы, разве что немного потерлись вокруг зрачков, но это только прибавляло им цены.

Господи, как же я люблю тебя, - сказала Марина.

Я не понял, к кому она обращается, что имеет в виду. Мы сидели на кухне, где маленькие вазочки, сухие цветы и коллекция наклеек на холодильнике. Сестра заварила в крохотных чайниках три разных зеленых чая, я пробовал один за другим и учился понимать разницу. Марина говорила, вздыхала, молчала; казалось, она выбирает звук в зависимости от того, какой сорт был в моей чашке.

Я в больнице такие сны видела, - сказала Марина, - кошмары, конечно, но сочные, яркие, не хотелось просыпаться.

А что у Соломона про сны? - спросил я, чтобы нарушить молчание.

Как что? - ответила Марина. - Томление духа. У него на все - един ответ.

Нет, это точно сказано, - через паузу произнес я. - Вообрази себе: Ангел держит душу, как голубку, за пазухой, а бес водит спящему по животу смычком. Тело гудит как альт или контрабас, душа трепещет, а дух томится.

Прекрати, - махнула рукой Марина, - с этими нельзя шутить. В глазах ее теперь кипело каиново олово.

Я замолчал и поспешно схватился за вздыхательный чайник. На нем пастух, спасаясь от волков, нес на руках белого ягненка.

У тебя что-то в бороде застряло, - сказала Марина.

Пустое, это Божия коровка, она там живет, - ответил я.

Я была в Синоде, - сказала Марина, - там нашли Симонова-деда архив. Оказывается, до бунта нам принадлежало целое поле, я видела все бумаги. Там даже есть план усадьбы, которую он собрался строить. Кстати, ты знаешь, он был подкидыш. Его Платон Петрович усыновил.

Это - неправда, - сказал я и почувствовал, что ледяная игла в моем животе еще не растаяла. Неужели во мне нет белой Богумиловой крови, кто стоял на горе Анк за моей спиной, или это бесы меня морочили?

Правда-неправда, - сказала Марина, - тут тебе не Польша, землицей нашей владеет какой-нибудь совхоз, и назад ее не получишь. Слушай, а давай выкупим поле, построим усадьбу по чертежам...

Марина, - прервал я, - пойдем прогуляемся.

Полезли на крышу, - сказала сестра, - у меня есть ключи от чердака.

Был тот короткий темный час, что отделяет майский вечер от июньского утра. Город съел все звезды, до которых сумел дотянуться дымами заводов и прожекторами порта. Но лежа на спине на теплом железе, я вижу бледные созвездия Севера.

Марина стоит у самого края, руки в карманах, ветер в лицо, и напевает песенку. Багровый глаз самолета подмигивает ей со своих высот, передразнивая светофоры. В доме напротив горит окно, там плачет ребенок.

Если мы - это не мы, - думаю я, - значит есть другие потомки Святых, наследники Ангелов. А мы кто?

Пасынки Каина, говорящая глина...

Я закрываю глаза и впускаю в себя последнее видение уходящей ночи:

Господь Саваоф, пребывающий вне Времени и Пространства, согревает своими крыльями Землю, погрузившуюся в темноту после Первого Дня. Темнота эта плодотворна и подобна материнскому чреву, тени завтрашних Творений уже пребывают в ней. Господь спит, и в Его сновидении переплетаются две истории: Священная и Мировая. Одежды Его, гладкие как бумага, что ты держишь в руках, наполнены ветром, слезы стекают с ланит и капают в бездну.

Ничего нет, ничто еще не началось, и ничего не кончилось. Есть только Бог, теплый ветер и от слез - круги на воде.

Если же ты возразишь, что мы упомянули не обо всех

по порядку встречающихся в Речениях ангельских

силах, действиях или образах, ответим, что воистину

мы не достигли надмирного знания о них и, скорее,

сами нуждаемся в ином просветителе и наставнике,

а сказанному равносильно то, что мы вниманием

обошли, позаботившись о соразмерности сочинения

и превышающую нас тайну молчанием почтив.

Дионисий Ареопагит

АНГЕЛАРИЙ

Археосы

Израиил, Наместник Азии

Иониил, Наместник Севера

Архангелы

Варахиил, Покровитель благочестивых семейств

Гавриил, Благовеститель

Гуриил, Архипастырь

Исаакил, Архипастырь

Михаил, Архистратиг

Рафаил, Целитель

Уриил, Архангел Раскаяния

Ангелы

Ариил, Вестник Судного Дня

Мельхиориил, Вестник Рождества

Стратиил, Вестник Зари утренней

Емораил, Покровитель без покаяния умерших

Иеремиил, Покровитель Пророков

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза