В спину долетал лёгкий, как пёрышко, шепот: "спаси и сохрани"... Уж не знаю, за себя монахи просили, или за мою грешную душу, а только мне стало легче. По крайней мере, "стригоем поганым" не ругались - и на том спасибо.
Обойдя здание монастыря кругом - выстроено оно было, как и многие церковные постройки, в форме креста - инок подвёл меня к подножию колокольни, одинокий шпиль которой соперничал с острыми верхушками елей.
Когда обходили здание, взгляд зацепился за высокую чёрную фигуру. Она стояла на фоне белого камня в рост человека, рядом с одинокой сосной. В первый миг я принял фигуру за морок, или призрака. Но когда подошли ближе, оказалось, что это человек. Глубокий старик. Длинные седые волосы смешиваются с такой же бородой, руки спрятаны в рукава рясы. Глаза у старика были совершенно белыми, без всяких признаков радужки. И всё равно казалось, что он меня видит...
- Это старец Нестор, - словно бы смутившись, быстро проговорил инок и потащил меня дальше.
Что характерно: пока не завернули за угол, я чувствовал спиной недобрый тяжелый взгляд...
Колокольня была каменная, и только на самом её верху размещалась деревянная, открытая всем ветрам надстройка.
Чувствовал я себя уже совсем хреново. Казалось, что сами кости напоены жаром, и вот-вот начнут потрескивать и пускать искры.
- Закрой глаза, - приказал инок.
Не думая, я подчинился, и невольно ахнул. Плетения заклинаний здесь были особенно густыми, мы буквально купались в них по самую шею. Виделись они всё так же: раскалённой колючей проволокой, исходящей из колокольни в разные стороны.
- Поднимемся, - предложил Софроний, я не стал сопротивляться. Хуже, чем сейчас, быть уже не могло - во всяком случае, я искренне на это надеялся.
Внутри белых стен было тихо, сумрачно и немного пыльно. Вверх уходила винтовая лестница, установленная вокруг центрального столба. На самом деле, сооружение было довольно просторным: центральный столб состоял из поставленных одна на другую комнатушек, или келий - в них виднелись каменные топчаны, тусклые образа на стенах и узенькие окошки, которые смотрели не на улицу, а внутрь башни. Бойницы, - понял я. - Если на лестницу ступит враг, те кто забаррикадируются в кельях, смогут отстреливаться сквозь бойницы...
- Вот здесь я и живу, - махнул рукой на одну из келий Софроний. Кроме каменного ложа, в комнатке стоял массивный табурет, на котором стопкой лежало несколько книг. Ещё с десяток ютились на узкой полочке, приколоченной к стене. - Отец Кондратий, памятуя о моём пристрастии к учёбе, разрешил держать библиотеку и учить деревенских ребятишек - тех, кто сами изъявят желание...
Я вспомнил деревенского оборотня.
- Так это ты Гришке Плиния подсунул?
- У него аналитический склад ума. Его развивать надо, а вместо этого... - парень дёрнул острым носом и отвернулся.
Мы вновь начали подниматься. Ступени были основательные, широкие, хотя идти приходилось гуськом: места между стеной колокольни и внутренней башней было довольно мало - на одного человека.
С каждой ступенькой мне становилось легче дышать. Боль уходила, утихала, словно угли залили прохладной водой. Время от времени я закрывал глаза, чтобы увидеть плетения силы, и с удивлением понимал, что башня словно купается в этой энергии, сами стены пропитаны ею. Вера монахов истекала из каждой каменной поры, из всех щелей, струилась вниз по ступеням, как ручей - и она больше не жалила.
- Что случилось? - спросил я, когда мы с иноком остановились перед выходом на деревянную площадку. Я уже слышал пение ветра, и негромкое поскрипывание деревянных досок под его напором.
- Тебе приходилось обжечь палец, и сунув ожог под горячую воду, пережить взрыв дичайшей боли, а затем - полное онемение?
- Думаешь, у меня произошла адаптация?
- Что-то вроде того. Подойдя к центру силы, ты должен был или сломаться, сгореть, или привыкнуть.
- Это ты сам придумал? - вдруг меня снова охватило раздражение. Как он смел решать, жить мне или умереть?
- Я был уверен, что ты справишься.
Казалось, сейчас Софроний протянет руку и покровительственно похлопает меня по плечу. Но он всего лишь распахнул дверь на открытую площадку.
Сначала я обомлел от ветра и простора. Остров был, как на ладони - пушистая меховая шапка посреди гладкой водной глади. Мне представился стеклянный голубой шар, где сверху - небо, а снизу - вода, а в центре, на крошечном пятачке - мы с Софронием...
Я не сразу понял, что мы не одни.
Площадка на вершине колокольни имела восьмиугольную форму. Никаких колоколов здесь, правда, не было, зато в каждом из восьми углов, на низком стульчике, сидели монахи.
Совсем, как в Клетке... - пронеслось в голове.
На коленях у монахов лежали толстые талмуды, исписанные, по-моему, церковнославянской вязью. Губы шевелились, глаза не отрываясь бегали по буквицам, а пальцы жили своей собственной, отдельной жизнью.
Здесь мне даже глаз прикрывать не потребовалось, чтобы увидеть, как та самая огненная колючая проволока выходит из-под пальцев читающих...
- Что это? - спросил я шепотом у инока.