Круги на воде

Господь всемогущий! Что же делать?.. - думал я, лихорадочно вглядываясь в лица, озарённые одной-единственной идеей: отомстить взрослым за все унижения и издевательства, причинённые в жизни. Наконец-то! Наконец-то они могут исполнить свои мечты, отбросить страхи, забыть про вбиваемую ремнём и подзатыльниками дисциплину и оторваться!

Самое главное: я их понимал. Во мне тоже вспыхнуло это чувство бессилия против взрослых, когда знаешь, что ты прав, но доказать ничего не можешь, тебя просто не слушают, не считают нужным, и просто заставляют подчиняться.

Захлестнула ненависть к Алексу. Прав, прав был Чумарь: я - ручной стригой, Шарик на коротком поводке. Вспомнились давние обиды на сержанта Щербака. И наряды вне очереди, и гауптвахта, и тренировки на плацу до потери сознания, до кровавого пота...

В груди стало жарко-жарко, казалось, там угнездился уголёк из костра, он прожег всю одежду, и скоро доберётся до сердца...

Неосознанно я поднял руку, чтобы стряхнуть, вытащить этот уголёк. Пальцы коснулись мешочка ведьмы Настасьи. Он-то и был тем раскалённым угольком, что отвлёк меня от дурных мыслей.

Вытащив его и перекидывая из руки в руку, как горячую картофелину, я устремился к самой большой группе детей, уже повалившей Котова на землю и деловито распинающей его руки и ноги в разные стороны, ухватившись за одежду маленькими, но крепкими ручонками. Майор ругался сквозь зубы и ворочался, как Гулливер среди лилипутов. Осторожно, стараясь никого не задавить.

Детей бить нельзя, - так говорил мой дед, мальчонкой прошедший через войну, через концентрационный лагерь, через голод послевоенных лет и слепой энтузиазм комсомольцев-строителей коммунизма. - Жизнь сама выбьет из них всю придурь, кого-то сделает крепче, кого-то сломает...

Я старался действовать аккуратно. Отлепил от головы майора белокурую девочку, сосредоточенно затыкающую ему рот носовым платочком и зажимающую нос.

На её место тут же присела другая. Мою шею обхватили горящие, как в лихорадке, ладошки и потянули назад...

Зато отец Онуфрий уже разбросал весь костёр. Дымили отдельные балки, испускали удушливую вонь нагретые матрасы, но кажется, никто не пострадал.

Из тюков появлялись встрёпанные потные головы воспитателей. Лица некоторых были исцарапаны до крови, у других измазаны сажей или разрисованы цветными фломастерами...

Батюшка-сержант крестил каждого широкой щепотью и поливал из бутылки святой водой.

Почему он не крестит и не поливает детей?.. Ответ пришел сразу: их было слишком много. Нескольких литровых бутылок не хватит на сотню вертлявых, шустрых и быстроногих душегубов. Зато взрослые, придя в себя, могут оказать существенную помощь.

- Гоните их в озеро, - прокричал батюшка-сержант, выплёскивая остатки святой воды на последнего спасённого из матрасного плена - бородатого мужика лет сорока пяти в хорошем двубортном костюме и некогда белой рубашке.

В озеро... Как это сделать? Их много, и если кому-то придёт в голову спрятаться в лесу - искать можно неделями.

Я поднялся с колен. Несколько детёнышей повисли на шее, упорно не разжимая рук. Я крутанулся на месте, стряхивая их, как медведь охотничьих псов, и побежал от греха подальше к краю поляны.

Дети упрямо потянулись за мной. Они наступали решительно, сосредоточенно, протягивая худые грязные ручки и прожигая огненными взглядами.

Котов, которому удалось перевернуться со спины на живот, полз по-пластунски. Дети покрывали его, как живая шевелящаяся шкура...

Каким-то образом мы все, взрослые, сбились в одну кучу, спина к спине. Вокруг плотным кругом стояли дети и молча смотрели на нас полными ненависти глазами.

- Вот так и подумаешь десять раз: а стоит ли заводить своих? - пробормотал Котов. По лицу, по шее и рукам его текли струйки крови, сочась из множества мелких укусов.

- Если бы здесь был Чумарь, он бы их хоть загипнотизировал, - я вспомнил, какими пустыми и отрешенными были лица селян во время импровизированного концерта.

- Батюшка, может, прочтёте свою знаменитую молитву по изгнанию бесов? - вытирая кровь, выступившую в уголке рта, попросил Алекс.

- Не получится, - вздохнул отец Онуфрий. - Дети ни в Бога, ни в чёрта не верят. Только в себя... Это уж взрослые выбирают, на чью им сторону встать. А ребёнок - существо чистое, непорочное. Душа его прозрачна, аки небушко на рассвете, тучами не обезображенное... Только святая вода и поможет.

- Так вы цельное озеро благословить хотите? - восхищенно выдохнул Котов.

- Всё не всё, - пожал могучими плечами батюшка-сержант. - Но прибрежную часть смогу однозначно. По-другому отроков не спасти.

Я бросил взгляд на этих чистых душой детишек и содрогнулся. Ситуация казалась патовой: не бросаться же на них с кулаками.

- Возьмём винтовки новые, на штык флажки. И с песнею в стрелковые пойдём кружки!

Голос Владимира разнёсся над поляной, как рык Левитана из громкоговорителя. Детишки начали вздрагивать, шмыгать носиками и тереть кулачками глаза.