На пороге стояла худенькая женщина-администратор в синем халате.
– К телефону вас!.. — запыхавшись, сообщила она. — Москва!
Игорь бросился по тёмному коридору к лестнице. «Алла, — мелькнуло у него в голове. — Неужели с Димкой что-нибудь? И я ни разу не позвонил, не написал».
Охваченный беспокойством, он поспешно схватил лежащую на столе трубку:
– Да!.. Алло!.. — закричал он. — Слушаю!..
Сквозь шум и треск разрядов к нему пробился голос телефонистки:
– Сейчас будете говорить. Не кладите трубку… Алло, алло, Москва! Говорите!.. Товарищ Откаленко? — раздался, наконец, далёкий и почему-то знакомый голос.
– Да, да! Кто говорит?
– Мацулевич. Здравствуйте, милый мой.
– О-о! Григорий Осипович! Здравствуйте! — с облегчением воскликнул Игорь. — Как там у вас дела?
– А вот слушайте. Забодали мы тут комиссию к чертям собачьим. Представьте, этот Кобец, её председатель, оказался по образованию гидролог! И в нашем деле, как говорится, ни уха ни рыла. Один апломб! А я, знаете, когда с такими нахалами сталкиваюсь, сам становлюсь нахалом. Пошёл к министру. А что? Ведь не за себя прошу, в конце концов.
– С чего же там все началось, Григорий Осипович? Почему комиссию послали?
– Вот, вот! Тоже небезынтересно! Началось с анонимного письма. Я его своими глазами видел.
– На чьё имя?
– На имя замминистра.
– А Кобец — это кто?
– Его референт. Все как нарочно.
– Интересно…
– Вот именно, милый мой. Вот именно!
– А Кобец раньше бывал на заводе?
– Не скажу, не знаю.
– Узнайте, Григорий Осипович. И с подробностями, если можно. И ещё вот что, — Игорь на секунду задумался. — Нельзя ли нам это анонимное письмо выслать?
– Постараюсь. Все постараюсь. Ну, а у вас, батенька, как?
– У нас то же самое светит, Григорий Осипович.
– Превосходно! Просто превосходно!
Они простились. Игорь тут же заказал новый разговор с Москвой. Его одолевали угрызения совести, которые терзали его, пока он бежал к телефону.
Разговор обещали не раньше, чем через час, и Игорь, предупредив дежурную, отправился к себе.
Виталий, в новой рубашке и галстуке, выбритый, в сверкающих ботинках, задумчиво расхаживал вокруг стола, сунув руки в карманы и дымя зажатой в зубах трубкой.
– Тебе сейчас только скрипку, — насмешливо сказал Игорь.
– Я вот думаю, — серьёзно произнёс Виталий, не отвечая на шутку. — Этот Анашин…
– Сначала, может быть, сообщить, кто звонил?
– Я догадываюсь, — галантно раскланялся Виталий.
– На этот раз вы ошиблись. Звонил Мацулевич… — Игорь передал свой разговор с ним и вдруг озабоченно нахмурился. — Ах да! Надо позвонить Томилину. Он же собирает данные о Носове. И тебе и мне нужно. А завтра утром мы с тобой опять разлетимся.
Игорь снова спустился к телефону. Вернувшись, он объявил:
– Все. Через час будет. Ну, давай теперь думать.
Игорь устроился на диване. Виталий с трубкой в зубах продолжал кружить по комнате. Потом остановился перед Игорем.
– Ты, конечно, заказал разговор с Алкой?
– Ага.
– Мне бы, в сущности, говоря, тоже надо было бы.
– В чем дело? Заказывай. И некоторые родствен ники, надо полагать, уже уехали. Так что не исключено, что по тебе скучают.
– Сначала кое-что обдумаем.
– Давай.
– Понимаешь, — Виталий снова загорелся. — Существуют три формы страха. Первая — это астеническая форма. Когда человек начинает паниковать и космысленным поступкам не способен. Это, так сказать, трус по натуре. Но у шестидесяти процентов людей существует нормостеническая форма страха. При этом у них снижается осмысленность поведения, но разумные поступки не исключаются. Наконец, третья форма — стеническая. Люди, обладающие ею, при любой опасности проявляют повышенную находчивость и выдержку, ощущают прилив сил, боевое возбуждение.
– Ну, это у тебя, конечно, — вставил Игорь.
– Дело сейчас не во мне. Я вот думаю, Анашин — трус. Если так, то при любой опасности он начнёт паниковать. И разумного поступка не совершит. Отсюда и линия поведения с ним завтра.
– Только все-таки поточнее выясни, может быть, он вовсе и не трус. А вот мне завтра предстоит Носов… Этот наверняка не трус. И разговор будет серьёзный.
Вскоре пришёл Томилин, большой, сутулый, в синем плаще и кепке. Поздоровался он, как всегда, коротко и хмуро, потом с шумом снял свой негнущийся, словно из жести, плащ.
– Ну, как там Носов? — спросил Игорь, когда Томилин опустился на стул и сильными пальцами размял сигарету.
– Кое-что уже сам знаешь, — коротко усмехнулся Томилин. — Насчёт соседей и по работе.
– Ишь, — засмеялся Игорь. — Ты, оказывается, и о нас материал собрал. Ну, давай, чего мы не знаем.
– Так, значит, — начал Томилин. — Носов Василий Павлович, год рождения тысяча девятьсот двадцать второй. Прописан… Ну, это ты знаешь. По работе характеризуется плохо. Это ты тоже знаешь.
– Однако оставлен в должности, — заметил Игорь.
– Именно, — Томилин многозначительно поднял палец. — Говорят, даже квартира обещана.
– Ну, ловок, — усмехнулся Виталий.
Томилин, не ответив, уже другим тоном продолжал:
– Одного его дружка я установил. Это…
– Анашин? — быстро спросил Виталий.