Круги по воде

Вскоре они сидели на лавочке в скверике и ели сливочные брикеты. Смеялись. Витя оказался мальчиком начитанным, знал много интересных историй. При этом говорил просто, не заносчиво. Произвести впечатление балагурством даже не пытался. Впрочем, он и без этого произвёл впечатление. Инга слушала его с удовольствием. Поражалась.

Сама она тоже очень любила книги, но стеснялась этого – кто сейчас читает! А если и читают, то только модную мутотень да журнальчики в духе «Космополитен». А про классиков в обществе вообще даже упоминать неприлично.

В общем, девушка душу отвела. Но всё равно замаячил в ней вопрос. Инга его таила, таила, но так и не сдержалась, спросила:

– А это правда, что про тебя в университете говорят?

Витя тут же помрачнел, но ответил:

– Правда. Думаешь, я крутой?

– Нет, – ответила Инга, – ты милый. Просто странно, что у такого отца – такой приятный сынок.

– Он папаша мне только биологический. Мы с мамой от него уже давно ушли.

Он так и сказал: «Мы с мамой».

– Правда, он тогда таким крутым авторитетом не был. Хотя он и сейчас обычный уголовник. У меня ведь даже фамилия другая, из принципа. Прищепа. Это мамина девичья фамилия.

– То есть ты с отцом вообще не общаешься? – спросила Инга.

– Почему же? – Витя пожал сухими плечами. – Иногда. По праздникам. Раньше он ещё алименты платил. Брали. – Витя вздохнул. – Мама у меня – воспитательница в садике, с деньгами туго. Вот и брали, алименты всё-таки.

– Ой, да не оправдывайся! Сейчас у всех туго. Время такое.

– Время, – вздохнул Витя. – А знаешь, как стыдно, когда у тебя такой отец?

Инга даже глазами захлопала от удивления, а Витя продолжил:

– В школе раньше тыкали этим, а как перестройка началась, сразу на задних лапках затанцевали. Оценки завышали. Я пришёл к директору, говорю: прекратите, а то стекла все перебью. А она знаешь что?

– Что?

– Делай, что хочешь! Главное, чтобы папа в школу не приходил.

Инга не сдержалась – фыркнула. Тут же смутилась. Но Витя тоже улыбнулся.

– Я тогда учиться стал, чтобы оценки по правде хорошие были. С медалью закончил, – сказал он с гордостью. – Вот поступил. Тоже сам. Без папочки. Думаешь, я странный?

– Думаю, – согласилась Инга. – Сметана, говорят, весь Левый берег держит, денег, поди, у него немерено. А ты отказываешься.

– Думаешь, деньги – это свобода? – спросил Витя.

Инга кивнула: именно так она и думала.

– Нет, – возразил Витя. – Свобода – категория нравственная, а не материальная. Для несвободного человека любые деньги злом обернутся.

Эти слова поразили Ингу в самое сердце. Да и сам Витя.

Все из окружения девушки каждую копейку считали, злились на несправедливость судьбы, твердо веря, что настоящие деньги можно только украсть. Нет, никто не воровал, конечно, но плакались, что родители в своё время не научили. Варясь во всём этом, Инга кожей впитала, что деньги – это всё: богатство, почёт, слава. Свобода. Настоящая. А то, что в стихах Пушкина, – это фуфло, трёп богатенького дядьки.

А тут Витя – один! – противопоставил себя всем. Целому обществу. Не побоялся. При таком папаше у него было бы всё, о чем мечтать даже и неприлично. Своя квартира, машина, заграница. А ему стыдно, видите ли!

Сперва Инга так и подумала. В первые минуты. Но слова Вити про свободу из головы так и не вышли.

Всю ночь Инга промучилась. Под утро не выдержала, достала с полки томик Пушкина, серый от пыли, – со школы ведь не доставала. Книжка открылась на «Узнике». И, пока Инга читала, у неё возникло такое чувство, что она это стихотворение видит впервые в жизни.

Даже голова заболела.

Кто прав? Витя со своим упрямством – или те, другие, что Витю дураком считают?

Инга достала альбом, среди снимков нашла фотографию отца. По-новому вгляделась в его лицо. Отец специально для фотографии улыбался, поэтому у него и лицо такое получилось, как будто гороха объелся. В жизни он человек хмурый, озлобленный. А чего ему веселиться? Мать целыми днями пилит, что в доме ни копейки лишней. Сама бы подумала! Откуда лишняя копейка у врача?

«А если бы он был вором, – подумала Инга, – то какое было бы у него лицо? Улыбался бы он?» Хотя, если так подумать, улыбки отца она вообще не помнит. Он даже в хвалёное сытое совковое время был хмурым, вечно чем-то недовольным. «Нет, он бы не улыбался, – подумала Инга. – Свобода – категория нематериальная…»

* * *

Нельзя сказать, что лето пролетело, как одно дыхание. В общем, что-то около того. Инга работала. Работой успешно прикрывалась от традиционной кабалы – дачи. Обязательно раз в неделю звонил Славка. Всегда сам. Инга ему ни разу не позвонила. Так Славка решил. Во-первых, рассудил он, нечего ей деньги тратить. А во-вторых, был риск нарваться на родню. Инга с ним соглашалась.

Регулярно приходил хлипенький потрёпанный конверт из Саяногорска. Славка писал скупо, но усердно. Ему, конечно, проще позвонить, но письма вносили определённую романтику в отношения на расстоянии, вот он и писал почти одно и то же: скучаю, хочу приехать поскорее, работаю, и так далее и тому подобное.