— Да, Сережа! Я же сделала тебе чудный подарок. Закрой глаза.
Сергей, улыбаясь, зажмурился.
Лена торопливо вынула из сумки сверток, развернула его, потом поставила перед Сергеем зеркало и только после этого надела на него шапку.
— Теперь смотри, — с торжеством сказала она и всплеснула руками. — Ой, как тебе идет!
Сергей открыл глаза.
— Здорово! — обрадовался он. — Замечательная шапка. Ведь это пыжик! Его же днем с огнем не сыщешь. Как тебе удалось?
— А вот так и удалось. Не одной же мне ходить в мехах!
— Пропорция, конечно, вполне нормальная: жене — шуба, мужу — шапка.
Они весело рассмеялись.
Сергей снял с головы шапку, погладил ее, потом любовно осмотрел со всех сторон.
Внезапно взгляд его остановился на фабричном клейме, и Сергей невольно вздрогнул: шапка была с «той» фабрики.
— Ленок, — осторожно спросил он, — ты мне все–таки скажи: как она к тебе попала?
— Ну, вот, — Лена обиженно надула губы. — Опять какие–то подозрения. Случайно попала. А как достала и сколько стоит, не скажу. О подарках не спрашивают.
— Но это же такой необычный подарок, — с улыбкой покачал головой Сергей. — Ну, скажи, Ленок!
— Не скажу! — окончательно обиделась Лена. — Не хочешь брать, так отдай обратно!
— Нет, не отдам, — уже без улыбки возразил Сергей. — Пригодится.
— Так невозможно жить! — с горечью произнесла Лена. — Вечно всех подозревать в чем–то, вечно видеть в людях плохое. Что за ужасная профессия!
Сергей ничего не ответил.
Ужин закончился в молчании…
Наутро Сергей решил, что погорячился. «В конце концов шапка как шапка, — подумал он. — Лена могла купить ее в том же магазине, что и шубу. Но так говорить о моей работе… Эх, ничего она не понимает, ничего!»
Поколебавшись, Сергей достал шапку, снова примерил ее перед заркалом в передней, и на этот раз она понравилась ему еще больше. «Раз куплена, буду носить», — решил он.
В ту ночь Клим Привалов неожиданно узнал об очень странных и непонятных фактах. Они стали известны ему при обстоятельствах необычных, волнующих, от девушки, о которой он одно время долго и упорно мечтал, а потом заставил себя забыть. Правда, эти факты были настолько туманные, что делиться с кем–нибудь возникшей тревогой было бессмысленно, но подумать над всем этим, крепко подумать стоило.
Если бы полгода назад кто–нибудь сказал Климу Привалову, что он станет командиром «особой группы» и будет очень доволен этим обстоятельством, то Клим только усмехнулся бы или ответил пренебрежительно: «Нужно мне больно! Что, у меня своих дел мало?»
Клим был человеком конкретного мышления, любил видеть и осязать результаты своего труда. Так было, когда он вытачивал на станке новую деталь или чинил машину и она, мертвая, вдруг оживала под его руками; или когда он вносил свои рационализаторские предложения.
Но реальных, зримых результатов от общественной работы Клим не видел.
Разными путями приходят люди к новым взглядам на жизнь, по–разному открывают они в ней что–то новое для себя, полезное, важное. У Клима, например, все началось с того вечера, когда он впервые участвовал в комсомольском рейде. Неожиданно он почувствовал вкус к этому делу, почувствовал потому, что сразу увидел его реальные результаты, ощутил накал подлинной борьбы. Зло здесь воплощалось в конкретных людях: пьяницах, хулиганах, спекулянтах, ворах, которых задерживали комсомольцы, очищая от них улицы родного города.
Вскоре после этого первого рейда в райкоме комсомола родилась мысль создать «особую группу» бригадмильцев из комсомольцев меховой фабрики и во главе ее поставить Клима Привалова.
Надо сказать, что взялся он за новое дело добросовестно, основательно, как брался и за всякое другое, которое попадало в его руки.
Придирчиво отобрал Клим людей, и каждый из двадцати, кто был зачислен наконец в состав «особой группы», гордился этим.
С тех пор на самые трудные и опасные задания штаб направлял «климовских орлов», как успели прозвать их в районе.
И вот наступил Новый год.
Накануне в клубе фабрики состоялся молодежный вечер. За порядком наблюдала теперь «особая группа», дисциплинированная, боевая и дружная, незаметно ставшая надежной опорой и активным ядром всей комсомольской организации фабрики.
В самый разгар вечера Клима разыскал Борька Сорокин, член «особой».
— Там посторонние к нам просятся, — деловито сообщил он. — Пропустить?
— Кто такие?
— Да Гришка Карасевич с приятелями. Между прочим, сильно перебравшие. — Борька выразительно щелкнул себя по горлу.
Карасевич уже месяца два как уволился с фабрики.
— Сейчас разберемся, — спокойно ответил Клим.
Внизу, в вестибюле, около входных дверей толпился народ, слышались чьи–то пьяные выкрики.
Спускаясь по лестнице, Клим неожиданно увидел Лидочку. Давно уже Клим не видел ее такой красивой, в новом шелковом платье, с цветком у пояса. Лидочка стояла на лестнице и, нервно теребя в руках платок, с испугом следила за тем, что происходит внизу.
Заметив Клима, она подбежала к нему и торопливо сказала:
— Клим, не пускай его!
— Это Карасевича–то? Почему?