Круги ужаса

Тихий голос больше не плакал, но касание ветерка было более продолжительным, даже более страстным.

Мета, похоже, заподозрила меня. Она бродит рядом с закутком с книгами…

Я выбрала более надежное убежище для моего загадочного протеже. Объяснила все знаками. Как странно махать руками перед пустотой! Но гость понял. Он, словно дыхание, последовал за мной по коридорам, но мне внезапно пришлось спрятаться в уголке.

По плитам скользил бледный свет фонаря. Я увидела Мету, которая спускалась по спиральной лестнице в глубине коридора. Она шла осторожно, как волк, прикрывая свет фонаря. Рапира сверкала. Я почувствовала, что существо рядом со мной испугалось… Ветерок лихорадочно забился вокруг меня, и я услышала жалобное: «Мо!.. Мо!..»

Шаги Меты затихли вместе с отдаленным эхом. Я сделала успокоительное движение рукой и перебралась в новое укрытие: что-то вроде кабинетного шкафа, о котором, похоже, все позабыли и никогда не открывали.

Дыхание на мгновение коснулось моих губ, и меня охватил странный стыд…

Наступил май.

Двадцать квадратных ярдов садика, который бедняга Хюхнебейн оросил своей кровью, покрылись белыми цветами.

Под чудесным синим небом лежал почти молчаливый город. Только яростное хлопанье дверей, поскрипывающих засовов и щелканье замков отвечали на крики ласточек.

Существо перестало осторожничать. Оно старается меня увидеть. Я внезапно ощущаю его вокруг себя. Мне трудно описать это — меня окружает облако безмерной нежности. Я пытаюсь внушить ему, что опасаюсь Меты, и тогда он исчезает, как затихающий ветерок.

Я с трудом выдерживаю пламенный взгляд Меты.

* * *

Четвертое мая: жестокий конец.

Мы сидели в гостиной, лампы горели, я закрывала ставни. Вдруг я почувствовала присутствие. Я с отчаянием вздрогнула и обернулась — встретилась в зеркале с ужасающим взглядом Меты.

— Предательница! — крикнула она и быстро захлопнула дверь.

Он стал пленником в гостиной.

— Я знала, — прошипела Мета, — я видела, как ты уходила с кувшином молока, дьявольское отродье. Ты вернула ему силы, когда он умирал от раны, которую я нанесла в вечер смерти Хюхнебейна. Он уязвим, твой призрак! Теперь он умрет. Я верю, что смерть для него будет столь же мучительной, как и для нас. Потом настанет твой черед, сучка! Слышишь меня?

Она прокричала свою тираду короткими фразами. Быстро открыла фонарь.

Луч белого света пронзил комнату, и я увидела какой-то легкий серый дымок. И тут же рапира ударила прямо в туман.

— Мо!.. Мо!.. — раздался душераздирающий крик, и тут же неловко, но с нежностью было произнесено мое имя. Я бросилась вперед и ударом кулака опрокинула фонарь, он тут же погас.

— Мета, — умоляюще простонала я, — послушай меня… Пожалей.

Лицо Меты исказилось, превратившись в маску демонической ярости.

— Предательница! — завопила она.

Рапира выписала горящую букву перед моим взором. Я ощутила укол ниже левой груди и упала на колени.

Что-то громко всхлипнуло рядом со мной, словно умоляя Мету, в свою очередь. Рапира вновь поднялась. Я пыталась найти последние слова примирения с Богом. Лицо Меты вдруг исказилось, и рапира выпала из ее рук.

Что-то вокруг нас зашуршало. Какое-то узкое пламя развернулось лентой и подожгло шторы.

— Горим! — крикнула Мета. — Сгорим все вместе… проклятые!

В момент, когда все должно было провалиться в смерть, дверь распахнулась. Огромная, невероятно огромная старуха, вошла в комнату — я запомнила только ужасные глаза, горевшие зеленью на неописуемом лице.

Укус пламени ожег мою левую руку. Я отступила, собрав последние силы. Увидела, что Мета застыла со странной гримасой на лице. Я поняла, что ее душа отлетела. Глаза без зрачков чудовищной старухи медленно обежали комнату, которую охватывал огонь. Ее взгляд остановился на мне.

* * *

Я заканчиваю свой труд в странном маленьком домике. Где я? В полном одиночестве. Однако вокруг постоянный шум, невидимое лихорадочное присутствие. Он вернулся. Я снова услышала, как он произносит мое имя, неумело и нежно…

Так внезапно завершился немецкий манускрипт — конец словно отрезали ножом.

Французский манускрипт

Теперь я осведомлен.

Мне указали на самого старого извозчика города, который проводит время в дымной пивной, где пьет октябрьское пиво, густое и ароматное.

Я поставил ему выпивку, потом угостил отличным табаком и голландской водкой. Он поклялся, что я принц.

— Конечно принц! — воскликнул он. — Кто благороднее принца? Пусть, тот, кто против, найдет меня, я его отделаю своим кнутом!

Я указал ему на дрожки, обширные, как маленькая гостиная:

— А теперь отвезите меня в тупик Сент-Берегон.

Он ошарашенно глянул на меня, потом расхохотался:

— Вы хитрец? Забавный человек!

— Почему?

— Устроили мне испытание. Я знаю все улицы города. Да что улицы!.. Все мостовые! Нет улицы Сент-Бере… как ее?

— Берегон. Простите, это не в районе Молденштрассе?

— Да нет, — уверенно заявил он, — такой улицы здесь нет, как Везувия в Санкт-Петербурге.

Никто не знал города лучше, вплоть до самых мрачных закоулков, как этот велеречивый любитель пива.