Круги в пустоте

…Электричка действительно оказалась битком. Мало того, что на платформе народ толпился давней очередью в Мавзолей, она и пришла не пустая. Наверняка от Каланчевки ехала, если не вообще с Рижской. Разумеется, толпы, визжа и матерясь, ринулись внутрь, захватывать немногочисленные свободные места. Не надеясь уже на свою долю этой добычи, Виктор Михайлович стремился хотя бы прикрыть Лешку, чтобы не задавили. В итоге им удалось примоститься в вагоне, возле дверей, упираясь спиной в пластиковую стенку. Лешка был немедленно посажен на отцовский рюкзак, запросил книжку с недочитанной фантастикой, но Настя была тверда как гранитная скала.

— Нечего глаза портить, трясет ведь. Хочешь в очках ходить, чтоб дразнились? Тебе фамилии мало? — раздраженно шепнула она понурившемуся сыну.

Петрушко поморщился. Это был удар ниже пояса. Его самого жестоко дразнили в детстве, а он — тощий, освобожденный от физкультуры очкарик, лишь хмуро огрызался, а дома давал волю слезам и фантазиям, что бы он сотворил со своими мучителями. В распаленных мечтах Витька то превращал их в кукол, сослав на воспитание к Карабасу-Барабасу, то делал персонажами страшных сказок, то попросту переводил в школу для уродов. Он бессильно обзывался в ответ «чебурашками», но на врагов это не действовало. И пускай отец убеждал его: «Терпи, мало ли придурков, а фамилия наша древняя, белорусская, известна еще с семнадцатого века. И запомни, ты не Петрушка, ты Петрушко. «О» на конце, понимаешь!» — Витя все равно клял судьбу, что так несправедливо ударила его, и совершенно серьезно собирался менять фамилию при получении паспорта. Но сие намерение в конце концов увяло. Действительно, то, о чем мечталось в десять лет, в шестнадцать показалось убогой трусостью. Да и отец бы смертельно оскорбился. «Род Петрушко не должен прерваться из-за твоих соплей!» — орал он во время этих споров.

А ведь, если копнуть глубже, именно фамилии он и обязан многим в своей судьбе. Одноклассники травили его, насмехались — и он, не желая вечно оставаться беззащитной мишенью, записался на самбо, скрыв все свои болячки — и ревматизм, и хронический тонзиллит, и дистонию. Для этого пришлось украсть чистый бланк справки, и он пошел на это, трясясь от ужаса — когда, при очередном визите к врачу, тот зачем-то вышел из кабинета, оставив юного пациента на секундочку одного. Потом пришлось тщательно подделывать почерк — впрочем, у него всегда были способности к каллиграфии. А в результате — третье место на городских юношеских соревнованиях, и дружба с Михой Сулимовым, занимавшимся в той же секции, и за компанию с ним поданное заявление в военное училище, а уже потом был немногословный майор из органов, обративший почему-то внимание на ничем не выделявшегося курсанта, и он ответил согласием, предложение майора льстило, и юному взору открывались какие-то волшебные перспективы… так и оставшиеся сказкой. Может быть, и к счастью. Бегать с пистолетами ему не довелось, служил он в экономическом управлении, пока, в угаре перестройки, капитану Петрушко не предложили перевестись в только что созданный специальный отдел, замаскированный под вывеской «ГПИ Союззаготскот». Хорошо, что с Настей он познакомился лишь спустя два года после этого. Дело ведь не только в неразглашении, секретности и прочих само собой разумеющихся делах. Главное — воспитанная в вольнодумной, а лучше сказать в диссидентской обстановке Настя на дух не переносила любые спецслужбы, а уж КГБ-ФСК-ФСБ ненавидела пылко и страстно. Полковнику Петрушко жутко было и подумать, что случилось бы, узнай она правду.

Но ладно, это все лирика, а вот Лешка… Того дразнили не менее изощренно, а вдобавок еще и слегка растопыренные уши… Тут уж «чебурашкой» не ответишь, к самому прилипнет. Лешка ненавидит стричься, а почему — и ежику понятно. И ведь ничего не поделаешь, переводить из школы в школу бессмысленно, дети всюду дети, а менять привычную обстановку — само по себе достаточная травма. Домашнее обучение тоже пришлось отвергнуть — все-таки мальчик не должен расти тепличным овощем, ему необходим коллектив сверстников, да и не настолько он все же болен. Конечно, пришлось деликатно поговорить с учителями и с некоторыми детьми. Дети, к удивлению Петрушко-старшего, оказались не менее понятливыми, чем взрослые. Собственно, проблема возникла лишь с наглым физкультурником, не пожелавшим понимать мягкие увещевания Виктора Михайловича. Пришлось по-дружески поделиться личными проблемами с коллегами из оперативного отдела, и с тупым физруком однажды побеседовали иначе. Больше с ним проблем не возникало. А вот ребятишки порой срывались, и приходилось им напоминать, по-тихому, чтобы, не дай Бог, не узнал Лешка. Впрочем, в последний год все было относительно спокойно. То ли дети подросли, то ли нашли себе другие развлечения. Да и Лешка — не такой уж тютя, когда его сильно доводили, мог и вцепиться в обидчика смертельной хваткой. Правда, это всегда было чревато припадком, и учителя были предупреждены, что делать, если вдруг…