Хайяар вновь вспомнил ту мучительную, липкую и одуряющую боль, что накинулась на него при выходе в Круг. Чужая имну-глонни есть чужая имну-глонни, ее разрывает на части, и хотя это можно замедлить магией, но от боли никуда не деться. Ничуть не лучше, чем на дыбе. Такую боль можно терпеть минуты, изредка - часы, но потом даже у великих магов истощаются силы... Так что повезло, ничего не скажешь. Выход мог открыться где угодно, в самых безлюдных дебрях, и что бы он делал тогда? Но выбросило его в сырую тьму, где шастали летучие мыши и ползали черви... Подземелье, замковое подземелье. И как раз рядом дверь какой-то камеры, и там, за дверью, явно был кто-то живой.
Следы заклятья на двери еще чувствовались, но самого заклятья больше не было, и Хайяар прекрасно понимал, почему. Единяне, проклятые единяне своими призывами к Спящему спугнули духов-охранников, и те сочли за лучшее нырнуть в оммо-тло. Но запах их, недоступный обычным человеческим ноздрям, все же еще чувствовался, даже несмотря на сверлящую виски боль.
Что ж, тем лучше - не надо возиться с замком. То есть, конечно, есть тут и обычные человеческие уловки, хитрая система рычажков и бронзовых штырей, но пальцем ковырни, и довольно. Обученным пальцем, ясное дело.
Дверь, всхлипнув, повернулась в петлях, и Хайяар вошел в камеру.
Узник и впрямь имелся - небольшая, скованная цепями фигурка, лежавшая точно тряпичный мешок на гнилой соломе. Но, по счастью, вполне живая, пар поднимался от ноздрей, а глаза изумленно мигнули, почуяв Хайяара. Это в темноте-то кромешной! Интересный парнишка... Да, именно парнишка, на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Полностью обнаженный, покрытый свежими рубцами от плети, но на вид вполне крепкий.
- Говорить можешь? - деловито осведомился Хайяар.
- Да, - голос мальчишки был хриплым и напряженным. - А вы кто, господин?
- Неважно.
- Вас послал князь, да? Снова бить?
- Слушай внимательно, - с трудом пробиваясь через багровое облако усилившейся боли, заговорил Хайяар. - Сейчас я тебя отправлю отсюда... очень далеко. В совсем другое место... Это временно, не бойся.
- А нельзя насовсем? - спросил парнишка. - А то ведь казнить меня должны...
- Насовсем не выйдет. Но, возможно, когда вернешься, здесь уже некому будет казнить. Ты, я гляжу, из княжеских рабов? Впрочем, неважно. Смотри на меня... сперва будет страшно, потом все кончится, очнешься там... и мой ученик о тебе позаботится. Ах, да... - взгляд его упал на тянущиеся со стены цепи. Сейчас ты станешь свободен.
Цепи, хоть и лишенные магической подпитки, оказались посложнее замка в двери, и Хайяару пришлось изрядно помучиться, выдергивая их из стены, разнимая толстые кольца, снимая с мальчишки бронзовый ошейник раба... Времени ушло немало, и это когда каждое мгновение дорого.
- Ну все, пора! Не бойся, лемгну, хоть ты и раб, но сейчас мы с тобой в паре... и жизнь каждого принадлежит другому. Обещаю, что вернувшись, ты будешь избавлен от этого, - его палец брезгливо уставился на груду цепей, поверх которой валялся разломанный надвое ошейник.
Перенос мальчишки отнял последние силы. Боль хоть и кончилась, но ему пришлось долго сидеть, прислонясь к сырой стене, успокаивать колотящееся сердце. Сейчас - Хайяар понимал это пронзительно - он был не великим магом, меккосом и прочая, а самым обыкновенным больным стариком. И что, интересно, он такой сможет сделать, как спасет своего хаграно? Конечно, следовало бы изловить какого-нибудь стражника и выпить его живую силу, только ведь стражника сперва еще скрутить надо, а его пока что и на дьордо-хмангу не хватит, весь потратился на перенос. Да и, вспомнил он неприятную деталь, не сработает ничего - единяне же тут, намолили воздух.
Правда, здесь, в тишине и мраке, он не ощущал их тяжелой, давящей силы, но ведь стоит подняться наверх... А, ладно! Кряхтя, он поднялся и вышел из камеры. Искать выход? Что может быть проще? Никакой магии тут не требуется, лишь слушай тишину и лови губами мельчайшие признаки сквозняка.
Только это, увы, тоже заняло немало времени. Да еще пришлось прятаться от шумной толпы единянских воинов, уклоняться от света факелов. Правда, понял он с радостью, войти в сознание дьордо-хмангу все же удалось. И незамеченным он проскользнул к выходу, к ведущей наверх винтовой лестнице.
А теперь вот стоял перед кучей наваленных друг на друга тел. И не было слез, совсем не было - только едкая желчь разливалась в сердце, кипела и дышала парами ярости. Харт ведь еще не успел остыть... всего несколько минут.
Что ж, тут больше незачем стоять. Он знал, что сейчас надо делать и куда идти. И следовало поторопиться.