Круглая Радуга (ЛП)

Собаки с лаем убегают при их приближении. Им достаётся Взгляд Профессионала от Пойнтсмена. Гвенхидви мурлычет рождественский гимн. Во двор выходит дочь привратника Эстелла с малышом или двумя путающимися в ногах и рождественской бутылкой чего-то терпкого, но очень горячего в груди по ходу первой минуту после приёма. Запахи угольного дыма, мочи, мусора, вчерашней зажарки наполняют прихожие. Гвенхидви отпивает из бутылки, успевая донимать Эстеллу сноровистыми шлепками-щекотульками, да ещё затеял где-это-он-а-вот-он-где с Арчем, её младшеньким, вокруг широкой линии бедра его матери, который хочет его стукнуть, но он слишком увёртлив.

Гвенхидви дышит на газовый счётчик промёрзший насквозь, слишком тугой чтоб проскочила монета. Ужасная погода. Он обвивает его, проклинает, изгибаясь как любовник с экрана, полы его пелерины в складках—Гвенхидви, лучистый как солнце...

За окнами гостиной ряд голых тополей армейского цвета, канал, заснеженная спортплощадка, а за ней длинная зубчатая куча головешек, всё ещё дымятся от вчерашней V-бомбы. Рваный дымок сдвинут в сторону, клубится и гвоздится к земле падающим снегом.

– Это пока что самое ближнее,– Гвенхидви возле чайника, запах серной спички наполняет воздух. Минутой позже, всё ещё глядя на кольцо газа,– Пойнтсмен, хочешь скажу что-то реально паранойное?

– И ты туда же?

– Ты давно сверялся с картой Лондона? За всю эту метеоритную чуму V-оружия, они долбят сюда, понимаешь? Не по Уайтхоллу, куда надо бы, а на меня, и я считаю это изуверством?

– Чертовски непатриотичный разговор.

– О,– отхаркнув сплюнул в умывальный таз,– ты не хочешь поверить. Да и с чего бы? Порода с Харлей-Стрит, мой добрый Иисусе.

Это давнишняя игра с Гвенхидви, Королевским Доктором–подначки. Какой-то заблудивший ветер или термовпадина на небе доносит к ним глубокий гул хорала Американских бомбардировщиков: GymanfaGanu Смерти. Одиночный маневровый локомотив молча ползёт в паутине железнодорожных путей внизу.

– Они падают согласно распределению Поиссона,– говорит Пойнтсмен негромко, как будто с этим можно спорить.

– Несомненно, мэн, несомненно–отлично подмечено. Но они-то  распределяются по вот этому ёбаному Ист-Енду, понимаешь?– Арч, или кто-то ещё, нарисовал коричневого, оранжевого и синего Гвенхидви с сумкой доктора на плоской линии горизонта с зелёными трубами. Сумка полна бутылок джина, Гвенхидви улыбается, синичка выглядывает из гнезда в его бороде, а небо синее и солнце жёлтое,– а ты никогда не задумался почему? Вот тебе Город Параноик. Все эти долгие столетия разрастался по сельской местности, а? как разумное существо. Актёр, фантастический мим, Пойнтсмен! Подделывается под все правильные силы, а? эко-номические, демо-графические? о да, теперь ещё и слу-чайные, видишь ли?

– Что значит «видишь ли»? Я не вижу.– В окне, подсвеченном белым полднем, лица Пойнтсмена не видно, кроме крохотного яркого полумесяца в каждом из его глаз. Что ему, искать себя в окне наощупь? Может, мохнатый Валлиец совсем слетел с катушек?

– Ты их не видишь,– узорочье пара начинает вырываться через испятнанную сталь клюва лебедя,– чёрных и Евреев, в их тьме. Ты не умеешь. Ты не слышишь их молчания. Ты слишком привык к беседам и свету.

– Ну к лаю это точно.

– Через мой госпиталь не проходит никто кроме несчастных, видишь ли.– Уставился с застывшей улыбкой алкаша-придурка.– Что я могу излечить? Я могу лишь выписывать их, из госпиталя. Обратно в это? Здесь тоже вполне могла быть Европа, с бит-вами, дребез-гами и вытаскивать их до мини-мального уровня, чтобы бойня продолжась?

– Так ты не знал, что идёт война?– За это Пойнтсмен, вместе с чашкой чая, получает порцию  жуткой хмурости. Вообще-то, тупым недопониманием он надеется отвлечь Гвенхидви от продолжения темы про тот его Город Параноик. Пойнтсмену предпочтительней  разговор о жертвах ракетной бомбардировки поступивших сегодня в госпиталь. Но это экзорцизм, мэн, пение поэта отпугнуть тишину, отваживание белых всадников, и Гвенхидви знает лучше, чем может знать Пойнтсмен, что это часть течения дня: сидеть в этой подлой комнате и выкрикивать в такую вот глухоту: что мистер Пойнтсмен может лишь изображать самого себя же—стильного, раздражённого, непонимающего...