Круглый дизельпанк [СИ]

Я другими глазами, по-новому взглянул на Нюту. Много же пришлось вытерпеть девчонке в её неполные пятнадцать. (Опять сбился со стодов на года). И внутри она не такая уж наивная и инфантильная, какой хочет показаться. Может быть стоит относиться к ней как ко взрослой девушке? Исключая, конечно, интимные связи. В этом плане для меня изменений нет — она пока малолетка и останется таковой ещё довольно долго. Но это всё лирика. Пришёл Фрол.

— Баня готова. Сначала мужики идите. А ба… Хм… А женщины уж потом. Не обессудьте — порядки у нас такие.

А вот это вразрез с рассенскими банными традициями. В Рассене, в бане, мужчины и женщины не делают половых различий и принимают процедуры совместно. Все культурно прикрывают откровенные места полотенчиками, не тряся друг перед другом/подругой первичными половыми. Это считается нормальным, отвечает нормам равенства полов и вообще — баня не место для групповых сексуальных утех. Самые же невоздержанные могут ходить отдельно, это их право. Похожее отношение к бане было в дохристианской Руси, когда женщина ещё не считалась сосудом греха. А тут традиция как раз христианская, так что придётся Марике и Ню идти одним. Меня позабавило выражение лица девчонки. Такой досады она по-видимому не испытывала уже давно. Наверное она прикидывала, как будет дефилировать передо мной и Тимом в одном полотенце, а тут… Обломчик же.

Так мы без девок в баню и отправились. Баня отстояла от основного здания довольно далеко, но соединялась с ним крытым переходом, так что хлюпать по грязи не пришлось. В бане было хорошо. Даже прекрасно. Просторная, обитая изнутри аккуратными стругаными дощечками, она соответствовала «лучшим мировым стандартам» банестроительста. Освещение было реализовано с помощью широко распостранённых в Приграничье и Дикоземье «керосиновых» ламп. Это я их керосиновыми называю, на самом деле работают они на смеси спиртов и масел, по свойствам близкой к земному керосину. Такая же в меру горючая, но не настолько летучая и вонючая, как бензин и тот же керосин. А так — очень на «керосинки» похоже. Котёл был обложен камнями и давал превосходный жар. Я вдоволь погрелся в парилке, удивив остальных жаростойкостью. Откуда им знать, что та температура, что для них еле переносима — для меня вполне нормальна. Отпарившись и отмывшись как следует, мы возвратились восвояси. После нас в баню ушли девчонки, а мы расположились в выделенной нам комнате.

Делать что-либо было лениво, так что мы разлеглись на лавках в позах римских патрициев. Так и возлежали, перекидываясь ленивыми фразами. А потом вернулись девушки. Когда в комнату вошла Марика, я даже поперхнулся. Ушла она в своём обычном наряде, штанах, футболке и куртке, а вернулась в длинном, до пола, домотканном платье и с полотенцем на голове. Следом вошла Ню в таком же платье. Вот так номер с переодеваниями. Калинина подозрительно посмотрела на наши удивлённые рожи:

— Чего?!

Из-за её спины высунулась Фэ и быстро просеменила в передний угол. Было непонятно — то ли она после бани раскраснелась, то ли ей почему-то неловко. Я опомнился раньше всех:

— Марика, а чего это вы так… Хм… Интересно вырядились?

Женщина непонимающе оглядела себя:

— А что такое? Нам местные женщины подарили. Удобно. В смысле — после бани.

— А… А ничего они вам не говорили о приличности там, ещё о чём таком?

— Да вроде нет.

Я вспомнил, что когда ходил с вещами, то задержался возле приоткрытой двери. За ней несколько женских голосов делились впечатлениями:

«— Видали, бабы, странников?

— Ага. Пять мужиков и две девки.

— Обе с голыми пузами, охальницы, да в портках. А у той, белобрысой, ещё и пистоль здоровенный — страсть.

— Известно — нехристи. Я слыхала, что так у них все бабы ходят. Господи, и как им не совестно? Я бы со стыда сгорела, с голым-то пузом перед мужиками.

— И не говори. А та, вторая, совсем девчонка ещё. И как же они среди мужиков живут? Стыд-то, стыд какой.

— Ох, бабы… Не дай Бог — батюшка их узрит. Не миновать греха. Ведь отец Пётр очень строг в одежде.

— Надо им подарить хоть по платью. И непотребство прикроют, и гостеприимство проявим.

— А и верно! Умница ты, Ириша!

— Слышь-ко, бабы. А мужики они красивые, ага? Особенно тот, с усами.

— Бесстыдница! Вот отец Пётр узнает — будет тебе епитимья.

— А то ты, Наташка, на них не смотрела?

— Смотрела. Ну и что?!».

Я тихонько прошёл тогда дальше, не оставшись выслушивать женские дрязги. А вот теперь вспомнил.

— Ты, главное, так и ходи в доме.

— Почему?!

— Э… Здесь так принято.

— Ах вот как… Ну что ж.

Марика больше ничего не сказала, только неопределённо поморщилась. Кстати сказать — платье ей к лицу. Пусть оно было вовсе и не обтягивающим, но придавало женственности. Лекс дураком будет, если не обратит на Калинину внимания попристальней. Хотя, я вроде бы замечал, что их притяжение стало взаимным. Интересно, как Марика обойдёт своё же правило? Потом был обед. Давешние женщины принесли утварь — ложки, тарелки. Водрузили на стол большой чугун с наваристым супом, каравай хлеба. Это просто сказка. Вечером был не менее сказочный ужин. А ночью кончился дождь.