Круглый год с литературой. Квартал четвёртый

Но когда вышел первый, а потом второй пробный номер приложения, я обомлел. Никакой занимательности. Какой-то натужный юмор, типа: «Однажды Ивану Андреевичу Крылову выпал кусочек сыра». Мною принесённый материал затерялся в непонятно кому адресованному капустнике. Оба главных редактора – молодые ребята радовались: «Мы привезли пачку газет в Крупу, их мгновенно разобрали и так ржали, читая!» (Крупа – это областной пединститут имени Крупской. Теперь он университет.) Я отправился к Матвеевой. «Пока я – главный редактор всех приложений, – сказала мне она, – никакого литературоведения в «Литературе» не будет. Я этого не допущу». Очевидно, она предполагала и дальше издавать приложения в виде юмористических капустников.

Я решил уходить.

Но только я это про себя решил, как позвонила секретарь Соловейчика и позвала меня к нему.

– Мне нужен главный редактор «Литературы», – озабоченно сказал Сима.

– У тебя же есть целых два!

– Почитай, – и он протянул мне «Учительскую газету».

Большой коллектив редакторов приложений во главе с Татьяной Ивановной Матвеевой обвинял Симона Львовича Соловейчика в некомпетентности и в неумении уживаться с людьми.

– Мы с тобой часто совпадали, – вспомнил Сима несколько эпизодов, в том числе и тот, как мы в один день с ним получили писательские билеты, – давай совпадать дальше. Но, старик, сроки чудовищно сжатые. Сможешь за неделю не только подобрать команду, но выпустить номер?

– Смогу, – сказал я. – У Матвеевой лежит готовый номер по Горькому, который я собрал.

– А из «Литературки» можешь не уходить, – сказал Соловейчик. – Работай у меня по договору. Впрочем, действуй, как тебе будет удобней.

У него я проработал до самой его смерти – 18 октября 1996 года. И потом ещё девять лет.

Мне очень нравится его книга «Учение с увлечением». Нравится, начиная с самого названия: без увлечения учение превращается в мучение. Поэтому я ценил работы своего старшего товарища, понявшего такую простую и такую почему-то недоступную чиновникам от образования истину.

Есть такое понятие: душеполезное чтение. Вот к нему и относятся работы Симона Львовича, любившего детей, знавшего детскую психологию, умевшего передать другим педагогам свою страсть: учить с увлечением!

2 ОКТЯБРЯ

С творчеством Сергея Сергеевича Заяицкого (родился 2 октября 1893 года) меня познакомил Сергей Дмитренко, работавший моим заместителем в газете «Литература», которую я тогда возглавлял. Дмитренко вообще очень начитанный человек. Я благодарен ему за приобщение к этому талантливому писателю.

Близкий приятель Булгакова, Заяицкий тоже показывал абсурд окружавшей его советской жизни. Тоже прекрасно владел языком, юмором, умением описывать фарсовые ситуации. И при этом нисколько не походил на Булгакова. Работал в другом – небулгаковском – жанре трагикомедии.

Своему «Жизнеописанию Степана Александровича Лососинова» (1928) он ставит подзаголовок «трагикомическое сочинение». Эпитетом «трагикомический» обозначены некоторые его рассказы. Но даже если бы и не было этих авторских подсказок в определении любимого жанра Заяицкого, мы бы не ошиблись: привычные понятия в его творчестве часто отказываются быть привычными, становясь необычными.

Подобный художественный приём он демонстрировал ещё в ранних своих стихах:

Что задумался? – Вино
В кубке искрится и блещет,
Посмотри лишь, как оно
На огне огнём трепещет.
Ты задумался о ней,
О, патриций благородный?
Об огне её очей,
Речи лёгкой и свободной?
Не грусти – любовь пройдёт,
И в вине огня довольно,
И вино не хуже жжёт,
Только сладко, а не больно!

Здесь Заяицкому 17 лет. Для юноши такое осмысление любви странно. Тем более фактическая её дезавуация: убеждённость в том, что «любовь пройдёт», призыв пренебречь ею ради того, что тоже «жжёт, только сладко, а не больно!».