Круглый год с литературой. Квартал четвёртый

Так начинался один из рассказов Никитина «Голубая планета», и этому началу отзывались другие начала, другие рассказы и повести. Но даже мой знакомец, немецкий славист Вольфганг Казак в своём знаменитом «Лексиконе русской литературе XX века», где он весьма резко отзывался о многих советских писателей, не обращает внимания на повторы в прозе Никитина, а пишет, что тот развивает традиции Тургенева, Бунина и Паустовского. «Его проза далека от политики, не содержит ни пропаганды, ни общественной критики, – замечает Казак, – но она отражает время. Его сюжеты не оригинальны, но выписаны психологически точно, он ориентируется на добро, не избегая при этом описания зла и страданий. В своих коротких рассказах Никитин стремится к охвату целых человеческих судеб, сохраняя спокойный и плавный ход повествования».

Так-то оно так, но возникает вопрос: почему Тургенева, Бунина, Паустовского помнят, а Никитина – нет? Почему помнят Нагибина и Юрия Казакова, а Никитина забыли? Причуды времени? Но почему в своей причудливости оно выбрало Никитина, а не, скажем, Казакова?

* * *

Когда она была восьмилетним ребёнком, Жуковский посвятил ей стихи, которые записал в альбоме её матери:

Тебе вменяют в преступленье,
Что ты милее всех детей!
Ужасный грех! И вот моё определенье:
Пройдёт пять лет и десять дней!
Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!

Уловив некоторое сходство её судьбы с судьбою пушкинской Татьяны, некоторые современники уверились, что с неё писал свою героиню Пушкин. Да и сама она в это верила, радовалась: «Как верно угадал Александр Сергеевич черты моего характера, самую душу мою». Она так в это верила, что позднее даже называла себя Таней.

Но её звали Наталья Дмитриевна. Девятнадцати лет в сентябре 1822 года она вышла замуж за своего двоюродного дядю Михаила Фонвизина, участника Отечественной войны 1812 года и заграничных походов, генерал-майора. Их сыну было два года, когда 3 января 1826 года Фонвизин был арестован по делу декабристов, признан виновным и отправлен на 25 лет в Сибирь.

От беременной Натальи Дмитриевны арест Фонвизина попытались скрыть. Но она, узнав истину, отправилась в Петербург, где в Петропавловской крепости находился муж, организовала с ним тайную переписку и вернулась в Москву, где 4 февраля 1826 года у неё родился второй сын.

Оставив сыновей на попечение матери, в начале 1828 года она отправилась за мужем в Читу. Там болела. Переехала вслед за мужем в Петровский завод в 1830 году, где родила ещё двух сыновей. Но оба умерли в раннем возрасте.

Дальше Фонвизину был определён для жительства Нерчинск. Но родные добились для него Енисейска. В Енисейске здоровье Натальи Дмитриевны поправилось. Здесь она подружилась с друзьями мужа П.С. Бобрищевым-Пушкиным и И.И. Пущиным.

В 1835 году чета переехала в Красноярск, в 1837-м – в Тобольск.

В Тобольске в 1850 году Наталья Дмитриевна добилась свидания с находящимися в тюрьме Ф. Достоевским, М. Петрашевским с другими арестованными по делу Петрашевского. Позже Достоевский вспоминал, что к нему приходила Н.Д. Фонвизина и подарила Евангелие со спрятанными в переплёте десятью рублями.

В юности она была истово религиозна. Жаждала аскетических подвигов, бежала в монастырь под мужским именем Назарий, но была возвращена с дороги.

Из Сибири она переписывается с духовными лицами. Подробно кается в своей чувственности, в проявлении пылких страстей. В сорокапятилетнем возрасте отказалась от внешнего благочестия, увлеклась танцами. Её осуждали за поведение, несогласное с жизнью в духе.

В феврале 1853 года Фонвизину разрешили вернуться из Сибири, жить в имении брата Марьино Бронницкого уезда Московской губернии под надзором полиции. Въезд в обе российские столицы ему был строжайше запрещён.

В Марьино чета приехала в мае 1853 года, а почти через год – в апреле 1854-го Фонвизин умер.

Наталья Михайловна некоторое время жила в Москве в доме своих родственников – Грушецких, бурно переписывалась с И.И. Пущиным, которому признавалась, что покойный муж не удовлетворял её физически. Называя себя Таней, то есть отождествляя себя с пушкинской Татьяной, она писала Пущину: «Не хочу я твоей тёплой дружбы, дай мне любви горячей, огненной, юношеской, и Таня не останется у тебя в долгу…»