Круглый год с литературой. Квартал первый

А кроме того, телезрители, конечно, помнят передачу «Белый попугай», авторами которой вновь (с 1993 года) выступил тандем Арканов-Горин. Горин одно время был её соведущим с Юрией Никулиным. И, наверное, это были её лучшие годы: анекдоты, которые рассказывали Никулин и Горин, запоминались и передавались из уст в уста.

Оглушительная слава нисколько не испортила Гришу. Он оставался человеком, отзывчивым к чувствам других, мыслящим трезво и любящим не одних только друзей, но и людей вообще.

13 МАРТА

Я много раз встречался с Сергеем Владимировичем Михалковым, родившимся 13 марта 1913 года. (Скончался 27 августа 2009 года.) Был он, как и литератор, очень разным человеком: боялся любого партийного начальства, одобрял любой подарок, который ему давали на каких-нибудь днях литературы. Я ездил с ним в Хабаровский край. Насмотрелся, как он почти выпрашивал у партийного руководства какую-нибудь безделушку.

А уж как он любил получать грамоты! Казалось, зачем ему? «Н-нич-чего, – заикался он, – п-по-овешу! Пусть д-другие з-зав-видуют!»

Что говорить, его прозвище «лукавый царедворец», конечно, к месту. И дело не только в трёх бездарных редакциях гимна. Он таких гимнов (по смыслу, конечно!) написал великое множество.

Вот убедитесь:

ПЯТИЛЕТКА!

Слово это

Всем теплом страны согрето.
Как в насущный хлеб зерно,
В нашу жизнь вошло оно.
Это значит: год за годом
От завода до села
Труд советского народа
Воплощается в дела:
В миллионы тонн металла,
Чтоб страна сильнее стала,
В миллионы тонн зерна,
Чтоб сыта была она.
Это – уголь, это – руды
И цистерны молока,
Покорённая река,
Ясли, школы и повсюду —
НАШЕЙ
ПАРТИИ
РУКА![…]
Знают в школах все ребята,
Что в столице в феврале
Собирался
ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
НАШ
ПАРТИЙНЫЙ СЪЕЗД
В КРЕМЛЕ.
Собирались делегаты,
Нашей партии солдаты, —
Совесть Родины моей,
Что несут сегодня Знамя
В авангарде, перед нами, —
ЗНАМЯ
ЛЕНИНСКИХ
ИДЕЙ.
Те, кто пашет, те, кто строит,
Ищет нефть, каналы роет,
Службу в армии несёт —
От глубин и до высот;
Кто алмазы добывает,
За ягнятами глядит,
Путь к планетам пробивает
И страной руководит.

Пришлось сильно сократить это стихотворение, которое от сокращения не стало ни хуже, ни лучше. Потому что с самого начала было никаким. Набором лозунгов.

А ведь с большой охотой публиковал подобные вирши. Кстати, ему, как лауреату ленинской премии, платили намного больше за строку, чем простому поэту!

14 МАРТА

Оба отдела русской литературы – Смоляницкого и русской критики – Синельникова попросили собраться в пустующем просторном кабинете члена редколлегии «Литературной газеты». Открылась дверь. Вошёл зам главного Кривицкий и представил нам улыбающегося Георгия Дмитриевича Гулиа (родился 14 марта 1913 года).

– Только что на редколлегии Георгий Дмитриевич согласился возглавить отдел русской литературы. Синельников и Смоляницкий утверждены его заместителями. Так что прошу любить и жаловать, – сказал Кривицкий и вышел, оставив нас с Гулиа наедине.

– Я вас, конечно, никого не знаю, – смеялся Гулиа. – Вы, значит, Михал Хананыч, по критике, а вы, Соломон Владимирович, – по публикациям. Нет? – удивился он, услышав возражения. – А как же?

Ему разъяснили.

– Отлично! – одобрил Гулиа и засиял ещё более ослепительной улыбкой. – Так и будем работать дальше. Надеюсь, что сработаемся! – и он жизнерадостно засмеялся.

Мы располагались на шестом этаже здания на Цветном бульваре, а у Гулиа был свой кабинет на пятом. Выезжать из него он не захотел. И никого из нас туда к себе не вызывал. Мы его вообще почти не видели. Встречались с ним только в тех редких случаях, когда собирались перед редколлегией обсуждать журнальные новинки, чтобы выработать общее мнение отдела.

Странные это были обсуждения.

– Лидия Георгиевна! – неизменно обращался Гулиа к секретарю нашего отдела, синеокой Катуниной, по чьей красоте и стройности никто бы не сказал, что ей уже перевалило за пятьдесят. – Соедините меня с Сухуми!

– Это какой Воронин? – останавливал он сотрудника Лёню Миля. – Из Ленинграда? Ну, и о чём он пишет?

Он прикрывал глаза и как бы подрёмывал, слушая Лёнин пересказ. Но немедленно оживлялся, когда Катунина сообщала ему, что Сухуми на проводе.