Круглый год с литературой. Квартал третий

Этот очень странный доктор, столь мозаически составленный из различных животных, растений и предметов неорганического мира, действует в новом рассказе г. Сергеева-Ценского «Мертвецкая», помещённом в майской книжке «Образование» за этот год, – и имеет самое близкое отношение к тому, что мы только что говорили.

Сначала этот доктор пьёт в ресторане пиво, а потом идёт по улице домой. И ресторан, и улица тоже мозаические. В ресторане горят лампы, – нет, это струится красноватая пыль. В ресторане разговаривают люди, – нет, это пыль от стада. В ресторане салфетки взволнованы, как голуби на пожаре, а каждый столик прикрывается в ресторане густым слоем безучастности, как стеклянным колпаком.

На улице же хитрые тени, с просветами, словно глаза. На улице тает лёд, будто кто-то жуёт кости. Ночь на улице сначала подгнивает, а потом расплывается вправо и влево, как две чёрные кареты.

Словом, г. Сергеев-Ценский опростал целый Ноев ковчег лисиц, и голубей, и ворон, и стад, и саней, и карет, и костей.

Люди – мертвецы! – говорит Бабаев.

– Это вы оттого, что теперь общественная реакция, – отвечает г. Дионео.

– Обнимать прекрасную женщину и насиловать покойницу – одно и то же, – говорит Бабаев.

– Это вы оттого, что вас породило «неудавшееся движение», – отвечает г. Дионео. – То же было и в тринадцатом веке. Космос и личность…

Но Бабаев не дослушивает, уходит, делает петлю и вешается.

Вот что было бы, если бы искусство и в самом деле было теургическим, если бы слово претворялось в плоть, если бы фанатизм сказывался в чём-нибудь другом, кроме полемики «Золотого Руна» с «Весами».

Но в том-то и дело, что Бабаев не пойдёт и не повесится, а преспокойно начнет фигурировать в других вещах г. Сергеева-Ценского, ничуть не смущаясь комментариями своих комментаторов. О, они отлично понимают друг друга, поэты и их комментаторы! Они знают, что нужно только не слишком верить друг другу, и всё пойдет хорошо. Одни пишут рассказы: о, ужас, о, смерть, о, мертвецкая! другие пишут о рассказах: о, личность, о, космос, о, их разобщение! – и ни в чём не сказывается так наша нефанатическая эпоха, как именно в таких отношениях поэтов и их ценителей […]