Круглый год с литературой. Квартал второй

Сам же ведущий передачу время от времени вставал и читал очередную «пародию» на какого-нибудь литератора даже не под бурные аплодисменты, а под пушечные взрывы хохота. Ясно, что пишущая братия заискивала перед Ивановым, ему дарили книги, его умолял написать на себя пародию почти каждый даривший.

После распада СССР Александр Иванов оказался в первых рядах сторонников демократических преобразований. Его антикоммунистические статьи и заметки охотно печатали тогдашние прогрессивные издания. Он с энтузиазмом занимался общественной деятельностью на благо новой России.

Но надорвался. Сказалась застарелая болезнь. 13 июня 1996 года Александр Александрович Иванов скончался от обширного инфаркта, не дожив до 60-ти: родился 9 декабря 1936 года.

14 ИЮНЯ

В далёком 1966 году редакция журнала «Вопросы литература» заказала мне рецензию на книгу Владимира Солоухина, вышедшую в серии «Рассказы о творчестве», которую издавало издательства «Советская России».

Книга мне понравилась. О чём я и написал. Но одно место в ней вызвало недоумение. Солоухин обратился к стихотворению Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла» и, рассуждая о самоценности поэтического слова, предложил проделать и проделал эксперимент: заменил слова «на холмах» словами «в долине». Меня это удивило. Есть же отброшенные Пушкиным варианты, почему бы не обратиться к ним? Зачем, спрашивал я, представлять Пушкина странным чудаком, который смотрит на холмы, а пишет: «в долинах»?

Но именно это замечание редакция не пропустила, вычеркнула. Солоухин обидится, – сказали мне.

Он позвонил мне после выхода рецензии. Благодарил. Я сказал ему о не пропущенном редакцией замечании. Он посмеялся, а потом посерьёзнел и сказал, что я прав и что он обязательно посмотрит варианты пушкинского стихотворения.

А личная моя встреча с ним состоялась лет через восемь, когда он заходил в «Литературную газету». К тому времени из написанного им мне нравились «Владимирские просёлки» и «Третья охота», опубликованная в журнале «Наука и жизнь». «Третья охота» даже, пожалуй, больше всего. Я сам грибник и оценил, с каким вкусом пишет Солоухин о сборе грибов, как учит отличать съедобные от несъедобных, какие даёт подчас неожиданные рецепты, как лучше их приготовить.

Он держался приязненно, хотя сказал, что оценивает свои «Письма из Русского музея» выше «Третьей охоты», явно приглашая меня восхититься и этими «Письмами», но они меня не восхищали. Работы профессиональных искусствоведов нравились мне больше. К тому же я уже тогда ощущал на этой книге Солоухина лёгкий налёт шовинизма. Хотя солоухинский сокурсник, мой старший товарищ Эма Коржавин, это и отрицал.

В дальнейшем мы, не сблизившись, всё больше отдалялись друг от друга. Позиция Владимира Алексеевича Солоухина, родившегося 14 июня 1924 года, вырисовывалась всё чётче по мере появления его в редколлегиях таких журналов, как «Молодая гвардия» или «Наш современник».

Правда, когда в перестройку появилась его книга «При свете дня», и мой начальник, у которого я работал заместителем, член редколлегии «Литературки» Игорь Золотусский восхитился ею: «Никто с такой страстной ненавистью не писал ещё о большевиках!», Солоухин снова появлялся у нас в газете, часто звонил. Но никакого дружеского общения у меня с ним не получилось. Наоборот. В той же книге «При свете дня» мне очень не понравилось, с какой сладострастной ненавистью раскапывал Солоухин еврейские корни Ленина: чувствовал я, что не просто Ленина ненавидит Солоухин, но ненавидит Ленина-еврея!

Ну, а когда я прочитал его книгу «Последняя ступень», которую напечатали только в 1995-м – через два десятка лет после того, как она была написана (автор ещё был жив, он умер 4 апреля 1997) и которую в патриотических кругах было модно сравнивать с солженицынским «Архипелагом Гулаг», Солоухин вызвал во мне отвращение, даже гадливость, как чудовищный провокатор. А как же ещё если не провокацией, не призывом к погромам назвать юдофобское кредо главного героя книги, который открывает глаза её автору на то, что и автор соглашается считать истиной:

«Строго говоря, Гитлер и его движение возникло как реакция на разгул еврейской экспансии, как сила противодействия. Дальше медлить было нельзя. И так уж дело дошло до края, до пропасти, когда появился Гитлер, который называл себя последним шансом Европы и человечества. Это была судорога человечества, осознавшего, что его пожирают черви, и попытавшегося стряхнуть их с себя…