Круглый год с литературой. Квартал второй

Мне тридцать лет, мне тысяча столетий,
Мой вечен дух, я это знал всегда,
Тому не быть, чтоб не жил я на свете, —
Так отчего так больно мне за эти
Быстро прошедшие, последние года?
Часть Божества, замедлившая в Лете
Лучась путём неведомым сюда, —
Таков мой мозг. Пред кем же я в ответе
За тридцать лет на схимнице-планете,
За тридцать долгих лет, ушедших без следа?
Часть Божества, воскресшая в поэте
В часы его бессмертного труда —
Таков я сам. И мне что значат эти
Годов ничтожных призрачные сети,
Ничтожных возрастов земная череда?
За то добро, что видел я на свете,
За то, что мне горит Твоя звезда,
Что я люблю – люблю Тебя, как дети —
За тридцать лет, за триллион столетий,
Благодарю Тебя, о Целое, всегда.

В последнем пятистишии есть очень неординарное сравнение себя («я» в единственном числе) с детьми («как дети» – во множественном). Зная, как трепетно относился Пяст к Блоку, как следил за каждым его стихотворением, почти убеждён, что он повторяет здесь Блокову находку, обнародованную на год раньше в поэме «Соловьиный сад»:

Я проснулся на мглистом рассвете
Неизвестно которого дня.
Спит она, улыбаясь, как дети, —
Ей пригрезился сон про меня.

Это тем более правдоподобно, что именно по стихам Пяста можно уразуметь, что такое символизм и кто такие младосимволисты. Великому Блоку оказалось тесно в рамках определённого литературного направления, он мощно вырастал из него и перерос его. Пяст даже не старался выйти за ограду символизма. Адепт этого литературного течения, он и не мыслил себя в каком-либо другом.

Владимир Алексеевич Пестовский родился 30 июня 1886 года. Первые стихи под псевдонимом Владимир Пяст опубликовал в 1900-м. С тех пор псевдоним стал его литературной фамилией.

Уже в 1906 году, когда он находился в Мюнхене, Пяст предпринял попытку самоубийства. С тех пор не раз предпринимал такие попытки.

В Блока, как я уже говорил, был влюблён. Стал его биографом. Хотя после того, как Блок напечатал поэму «Двенадцать», отношения с ним Пяст порвал.

В Первую Мировую был призван в армию, но комиссован по болезни.

Октябрьскую революцию не принял. Жил внутренним эмигрантом.

Занялся журналистикой и переводами. Перевёл с немецкого несколько поэтов-экспрессионистов для антологии «Молодая Германия», которую составил поэт Григорий Петников.

Разумеется, Пяст не избегнул участи большинства писателей, входивших до революции в экзотические, с точки зрения большевиков, группы и не эмигрировавших. В 1930-м он был арестован, обвинён в контрреволюционной деятельности и сослан на 3 года сперва в Архангельск, а затем в вологодский город Кадников. После окончания ссылки отправлен в Одессу. В Москву вернулся в 1836 году благодаря хлопотам друзей-литераторов.

Жил в подмосковном Голицыне. Умер от рака лёгких (по другим сведениям – покончил самоубийством) 19 июня 1940 года.

* * *

Виктор Аркадьевич Урин, поэт, с которым я был хорошо знаком, представляется мне одним из самых странных людей, которых я встречал в своей жизни.

Он, родившийся 30 июня 1924 года, разделил участь ровесников – был участником Великой Отечественной. Танкист. Был подбит в танке. Рана оказалась хоть и тяжёлой, но несмертельной. В 1946 году выпустил книжку стихов «Весна победителей», которую сразу же обругали за формализм. По Бог весть каким причинам Виктора сравнивали с Хлебниковым: по-моему, ранние стихи Урина никакого отношения к Хлебникову не имеют. Мы говорили об этом с Уриным. Он смеялся.

Он поступил в Литинститут. Посещал семинар Антокольского. Получил от него рекомендацию в Союз писателей. Стал его членом.

Я уже писал в календарной заметке о Светлове, что оказались мы с Игорем Волгиным в квартире Виктора после того как тот на своей «победе» проехал от Москвы до Владивостока с привязанным за капот орлом. Урин договорился с московскими газетами и присылал из каждого города восторженные просоветские заметки, вкрапливая в них только что сочинённые стихи. Их печатали, и хитрый Урин окупил бензин и остался в выигрыше.

Он потом собрал все эти статьи со стихами и выпустил книгу «1001 день в автомобиле». Её издали в Волгограде.