Круглый год с литературой. Квартал второй

Звенит и смеётся,
Солнится, весело льётся
Дикий лесной журчеёк,
Своевольный мальчишка:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Звенит и смеётся,
И эхо живое несётся
Далёко в зелёной тиши!
Корнистой глуши:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Звенит и смеётся.
Отчего никто не проснётся
И не побежит со мной
Далеко в разгулье:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Смеётся и солнится,
С гор несёт песню
И не видит, лесная лесника
Низко нагнулась над ним.
И не слышит цветника
Песню ответную,
Еще зовно зовёт:
Чурлю-журль,
А чурлю-журль.

* * *

Стихи Анны Барковой я впервые прочитал старшеклассником в антологии И. Ежова и Е. Шамурина, изданной в двадцатые годы. Её давал мне читать отец моего школьного друга. Он таким образом приобщал меня к запретной тогда поэзии Серебряного века.

Фамилию я запомнил, а стихи нет. Они не произвели тогда на меня никакого впечатления.

А много лет спустя я узнал о страшной судьбе Анны Александровны Барковой.

Оказывается, она уже в 1925 году оценила современную ей действительность:

Пропитаны кровью и жёлчью
Наша жизнь и наши дела.
Ненасытное сердце волчье
Нам судьба роковая дана.
Разрываем зубами, когтями,
Убиваем мать и отца.
Не швыряем в ближнего камень —
Пробиваем пулей сердца.
А! Об этом думать не надо?

Не надо. Но она думала. И писала об этом.

Стихи, конечно, несовершенные, но мастерство их автора меньше всего интересовало тех, кто составлял проскрипционные списки после убийства Кирова в 1934 году и получил широкие полномочия действовать, сверяясь с ними.

В конце 1934-го Анну Баркову арестовывают и заключают на пять лет в Карлаг (1935–1939). После выхода из лагеря отправляют в Калугу, где она с 1940 по 1947 годы живёт под административным надзором. В 1947 году арестовывают повторно, отправляют в Инту, в знаменитый концлагерь, где она находится до 1956 года. «Не имея родных «на воле», она не получала никакой помощи извне», – вспоминают о Барковой её солагерницы.

Год после этого живёт в украинском посёлке Штеровка недалеко от Луганска. Получила реабилитацию.

Но в Штеровке она дружит с портнихой, которая шьёт на дому. У кого-то из клиенток нет денег на оплату, и та действует проверенным способом: доносит органам на портниху и Баркову, что они, как будет повторено в суде доносчицей и её друзьями, «опошляли советскую печать и радио». Учитывая прошлое Барковой, суд не сомневается в правдивости свидетельств.

Арестованная в ноябре 1957 года, она обвинена в антисоветской агитации и отправлена в мордовский лагерь, из которого выходит только в 1965 году.

С 1934 по 1965-й! 31 год вырезан из жизни! В 33 года познакомилась Баркова с советской пенитенциарной системой. В 64 вышла на волю. Вышла инвалидом, и, реабилитированная, направлена в инвалидной дом, в мордовскую Потьму.

В это время о ней узнают Твардовский и Федин. Благодаря их хлопотам она возвращается в 1967 году в Москву.

Живёт в комнате коммунальной квартиры на Суворовском (теперь – Никитском) бульваре. Её принимают в Литфонд. Ей назначают пенсию – 75 рублей.

Некогда – в 1922-м – ей помог выпустить книжку «Женщины» Луначарский. Ему её стихи понравились, о чём он сообщил в предисловии к книжке: «Трудно допустить, что, кроме краткого жизненного опыта и нескольких классов гимназии, ничего не лежит в её основе. Ведь в конце концов это значит, что в основе книги лежит только богато одарённая натура».

А перед этим Луначарский писал ей самой: «…у Вас богатые душевные переживания и большой художественный талант. Вам нужно всё это беречь и развивать. Я вполне допускаю мысль, что Вы сделаетесь лучшей русской поэтессой за всё пройденное время русской литературой, но, разумеется, это при условии чрезвычайного отношения к собственному дарованию».