Круглый счастливчик

Раз-два, левой! Идут пионеры.
Лодырям и пьяницам нет больше веры!
Раз-два, левой! Марширует школа.
Не повторяй ошибок дяди Петрушкова!

— Сама сочиняла? — с уважением спросил Клыбов.

— Сама, — подтвердила Дранкина, порозовев от удовольствия.

— А что задумала после пионеров?

— Найдена первая учительница Петрушкова. Мы записали на магнитофон ее обращение к дебоширу. «Что же ты, Тимоша, наделал? — спрашивает седая учительница. — Разве для того я тебя учила, чтобы ты совершал антиобщественные поступки?» И так далее. Текст мой. В этом месте Петрушков заплачет…

— А вдруг не заплачет?

— Заплачет! — уверенно сказала Надежда. — Никуда не денется. За учительницей выпускаем мать Петрушкова. «Что же ты, сынок, наделал? — спросит старушка. — Разве для того я тебя рожала, чтобы ты совершал антиобщественные поступки?» И так далее. Текст мой. Тут уж он просто не сможет не заплакать…

— Должен, — согласился Клыбов, — не исключен, пожалуй, и обморок.

— Мы, Алексей Петрович, это учли. После речи матери дадим Петрушкову прийти в себя: следует десятиминутный фильм: «Убийца живет в бутылке», а уж потом только предоставим слово подсудимому. «Товарищи, — скажет Петрушков, — мне трудно говорить. Душат слезы и стыд. Если можете, простите… — в этом месте он трет глаза рукавом. — Я постараюсь вернуть свое доброе имя…» В ответ в зале раздаются возгласы: «Позор!», «Не верим!», «Нет тебе прощения, Петрушков!» И так далее. Затем встанет Сидоров из восьмого цеха и предложит перевести Петрушкова на три месяца в разнорабочие, а ремонт фонтана произвести за его счет. Раздаются аплодисменты…

Дранкина умолкла, часто дыша, как драматург после чтения новой пьесы.

— В целом, задумано интересно, — произнес Клыбов. — Но отдельные моменты сыроваты…

Он помолчал, соображая.

— Пионеров я бы оставил, но стихи давай другие. Что- нибудь вроде «И спросила кроха». Как ты считаешь?

— Верно, Алексей Петрович, — быстро кивнула Дранкина.

— Учительницу я бы убрал. Пусть кто-то выступит и скажет, что Петрушков полез в фонтан, чтобы спасти льва, которому Самсон рвал пасть. Другими словами, Петрушков любит животных, у него доброе сердце, и это надо учесть…

Надежда занесла замечание в блокнот.

— Старушку-мать лучше не трогать: может сердце не вынести… Фильм оставь.

Директор вздохнул.

— Уж очень меня разочаровала концовка. Переборщила ты, Надежда. Чувствуешь?

— Чувствую, — растерянно отозвалась Дранкина.

— Я считаю, возгласы в зале надо изменить. Когда Петрушков будет просить прощения, нужны такие крики: «Поверить!», «Простить!» и так далее. Улавливаешь?

— Улавливаю, Алексей Петрович.

— Ну, а потом встанет… как его… из восьмого цеха…

— Сидоров!

Вот-вот, встанет Сидоров и предложит насчет удержания на ремонт фонтана. А перевод в разнорабочие — это лишнее. Верно?

— По-моему, тоже — лишнее…

Клыбов улыбнулся:

— А в остальном замечаний нет. Действуй, Надежда! Петрушкова надо проучить!

В пятницу в заводском клубе состоялся суд над Петрушковым. Он прошел очень организованно. Правда, Сидоров из восьмого цеха немного напутал, предложив перевести главного технолога в разнорабочие, но его тут же поправили.

Через месяц, возвращаясь из командировки в нетрезвом состоянии, Петрушков пытался выйти из самолета на высоте десять тысяч метров, в районе озера Балхаш, но был остановлен и сдан в милицию после посадки.

На завод пришла бумага.

Дранкина засела писать новый сценарий.

ПОЛЕТ

Чижов улетал в Москву в июне.

Вагон с пассажирами полз по бетонному полю. Вдали отдыхали железные птицы, внушая уважение и беспокойство. Чижов трогал карман, где лежал билет, и морщился от рева прибывшего ИЛа. Навстречу, в таком же вагоне, ехали вялые люди, не желая смотреть на небо.

Чижов был у трапа в числе первых. Молодой ТУ-154 сосал топливо из цистерны. Солнце отражалось в серебре его кожи. Пассажиры, волнуясь, подталкивали друг друга и прыгали через две ступеньки. Внутри самолета стоял запах больших скоростей и замкнутого пространства. Сочилась тихая музыка. Певец Адамо пел про любовь, но его не слушали. Все спешили сесть в кресла.

Место Чижова было у иллюминатора.

В соседние кресла опустились супруги с мальчиком дошкольного возраста. Зажглось световое табло с призывом пристегнуться. Чижов шарил руками, но найти ремни не мог. Самолет вздрогнул, медленно двинулся за тягачом. Все давно пристегнулись, лишь Чижов в тоске заглядывал под сиденье. Было чувство, что без ремней случится плохое.

Появилась стюардесса. Заметив хлопоты Чижова, она помогла найти ремни.

Самолет долго ревел на старте, потом задрожал и начал разбег. Промелькнули ангары, здание аэровокзала, гребень локатора. Внезапно тряска прекратилась: ТУ-154 взлетел.

У Чижова было невозмутимое лицо, но пальцы его вцепились в подлокотники кресла. С Землей он расставался тяжело, предпочитал ездить поездом. Лишь срочный вызов в главк заставил его лететь.