Круглый счастливчик

— Бабка! — орал Алик из-под земли. — Не тяни резину! Рупь накроется!

Он знал людские слабости. Вспомнив о рубле, старушка перекрестилась и с криком полетела в преисподнюю.

Первое, что она почувствовала, были руки сатаны, схватившие ее.

Первое, что она увидела, были зубы сатаны, лязгнувшие, как трогающийся товарняк.

— Цыц! — сказал сатана Алик, и она успокоилась.

Отряд двинулся в путь. Первым шел слесарь-краснодеревщик с фонариком, за ним студентки, далее бабуся, дама с мужем. Замыкал шествие бравый прораб.

Спертый воздух подземелья, темнота и луч фонарика, шарящий по стенам, навевали тревожные мысли. Не хватало только крысиного писка, летучих мышей и сточных вод. Насмотревшись фильмов, где в нишах звенят цепями скелеты и страшные клоаки хранят свои тайны, путники притихли.

Под ногами бабушки что-то зазвенело. Она подпрыгнула и заголосила. Луч фонарика выхватил груду костей. С истошным воплем старушка умчалась в темноту.

Алик поднял одну кость, зачем-то понюхал и хмыкнул.

— Раздавила, старая, лампы дневного света, спортила!

Супруги предложили, чтобы Алик довел всех до места, а потом пошел искать беглянку.

— Это нечестно! — закричали студентки. — Потомки нас осудят!

Все посмотрели на строителя. Строитель думал.

«Дама с мужем, — размышлял он, — а студентки без мужа».

— Надо искать бабку! — твердо сказал он.

Нашли ее не скоро. Старушка сидела на камне и вязала в темноте кофточку.

— Спасибо, касатики! — обрадовалась она. — Не бросили старую меломанку, не оставили на поругание!

— Иначе нельзя! — сказал слесарь. — У нас каждый человек на учете.

Встреча всех растрогала и сблизила. И даже то, что время концерта наступило, не очень расстраивало.

Отряд продолжал путь в несколько ином порядке. За Аликом шла бабушка, крепко схваченная супругами, чтоб не убежала. Прораб оказался между студентками и, не зная, кому из них отдать предпочтение, стал доказывать, что любви не существует.

Алик, кусаемый совестью за то, что не доставил людей к началу концерта, решил утешить компанию и запел.

Его необструганное бельканто лилось мощно, широко и хрипло.

Он не был виртуозом связок.

Он не был соловьем века.

Он был простым слесарем. И потому звуки булькали в его горле, как вода в бачке. Но недостаток школы компенсировался искренностью и сочным содержанием песни, в которой шла речь о вероломной измене горячо любимой стервы.

Неожиданно на их пути выросла стена. Алик перестал петь и очень удивился. Они бросились назад и через минуту опять уткнулись в стену.

— Западня! — сказал прораб и для экономии воздуха начал дышать реже.

Фонарик светил все слабее: садилась батарейка. Стало тихо и тревожно. Где-то ходили трамваи, шуршали троллейбусы, кипятилось молоко, мерцали телевизоры, смеялись дети.

И только они, заживо погребенные, обречены на медленную смерть…

— Мерзавец! — тонко закричала дама и забарабанила сапфировыми кулачками по спине проводника. — Немедленно верните нас к семьям!

Алик задумчиво ковырялся в носу и думал.

— У нас через три дня экзамен, — растерянно прошептали студентки и заплакали.

Старушка вела себя удивительно спокойно. Она вязала кофточку и рассказывала:

— …Замуровали, значит, соколика под самый Юрьев день. А через год жена кинулась искать. У соседей нету. У ларька нету. Ну, думает, замуровали. Позвали людей, разворотили стену. А он сидит, божий человечек, и облигации по газете проверяет…

Вдруг они услышали далекие шаги. Шаги приближались, превращаясь в мерный тяжелый топот, и неожиданно затихли совсем рядом. Только слышно было чье-то горячее дыхание. Казалось, чудовище смотрит на них из темноты.

— Покусает! — неистово крестясь, прошептала бабка. — Не иначе баскервилевая собака…

Дама спросила «Кто здесь?» по-французски, по-немецки, по-английски и на эсперанто.

В темноте кто-то засопел и, откашлявшись, рявкнул:

— Пожарник Симеон Орлик!

— Сеня! — обрадованно завопил Алик. — Где ты?

Из темноты вышел Симеон Орлик в несгораемом костюме и каске.

— Опять, Алька, балуися? — укоризненно сказал он.

Счастливые заблудшие бросились благодарить спасителя.

— Знакомься, Сеня, это родня моя. Это вот сестра с мужем, а это племянницы из Тамбова, бабушка Офелия и братан-архитектор. Пристали, покажи да покажи, где работаешь…

Орлик вывел группу из ловушки, предварительно отобрав спички.

Стало светло. Пение слышалось совсем рядом, и это подстегивало. Отряд на рысях прошел помещение, заваленное декорациями, и через несколько минут очутился у дощатой перегородки. Алик вынул из нее одну доску и, пригласив всех к щели, сел на пол и снял сапоги.

В щель шириной сантиметров тридцать были видны ноги, обутые в прекрасные мокасины. Мокасины непрерывно двигались, пританцовывая и притоптывая.

— Это все? — грозно спросила дама.

— А чего еще? — удивился Алик.

— А внешность? — пропищали студентки.

— Внешность — ерунда! Главное голос! А голос вот он. — Алик кивнул на щель. — Между прочим, он на репетиции у меня прикуривал. Ничего особенного. Баки, грива до лопаток, нос и все такое. Обычный алкаш, лучше не смотреть!

Все, кроме слесаря, прижались к щели.