Круглый счастливчик

Они заплывали далеко в море, и однажды даже за ними погналась спасательная моторка. После купания они падали на горячие камни и, подставив спины солнцу, наблюдали за пляжной публикой. Выбрав какую-нибудь колоритную фигуру, они сочиняли диалоги, которые ведут Он и Она. Посмеиваясь над чужим флиртом, они как бы избавлялись от скучных, банальных разговоров. Забавная игра, требующая выдумки и остроумия, нравилась обоим, но вскоре Акилов почувствовал, что постоянная ирония может, подобно бумерангу, обратиться против них самих.

— Между прочим, — сказал он, — не исключено, что кто-то сейчас хихикает над нами.

— А разве мы с вами не похожи на героев такого же водевиля? — спросила Галима.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы так думали, — сказал Акилов.

Она промолчала.

В тот день они впервые заговорили про свои «анкетные» данные. Галима жила в Свердловске с восьмилетним сыном и матерью. С мужем разошлась четыре года назад. Акилов хотел спросить: «Почему?», но удержался. О себе он сообщил одним предложением: «Жена, две дочки, трехкомнатная квартира, лаборатория в НИИ».

— Все хорошо? — она улыбнулась.

— В принципе, да, — ответил Акилов.

Больше к этой теме они не возвращались.

Когда в Доме отдыха объявили об экскурсии в Новоафонские пещеры, он записал себя и Галиму. Она обрадовалась, поскольку попасть в пещеры было нелегко, особенно «дикарям».

Автобус доставил их в Новый Афон. Примерно час их группа ждала своей очереди; наконец, они сели в вагонетки, и состав с тяжким грохотом помчался в глубь горы, по холодному, тускло освещенному туннелю. Начало было малоприятное. Внизу их встретила девушка-экскурсовод и повела за собой в узкую дверь.

В первом же зале они словно очутились среди искусно сделанных декораций. Причудливые сталактиты и сталагмиты блестели в лучах прожекторов. Внизу, под смотровой площадкой, отливало прозрачной зеленью озерцо. Тени людей отпечатывались на изломанных стенах, и Акилов вспомнил сказку про Али-Бабу и сорок разбойников, так волновавшую его в детстве. Экскурсовод сообщала данные о пещере, и слова ее гулко метались под сводами. Притихшие посетители стояли вокруг, настороженно поглядывая по сторонам. Переход от шумного солнечного дня в подземное безмолвие завораживал людей, точно скачок в далекое прошлое.

— Нравится? — тихо спросил Акилов Галиму.

— Не то слово, — ответила она, не оборачиваясь.

По узкой тропинке группа отправилась в следующий зал, лампы гасли позади одна за другой, и был короткий миг, когда наступила совершенная тьма. Кто-то из женщин вскрикнул, многие в испуге остановились, а Галима ухватила Акилова за локоть и не выпускала, пока впереди не вспыхнул свет.

— Страшно, — оправдываясь, прошептала она. Страх ее, смущение и инстинктивная вера в то, что он, мужчина, может защитить — все это взволновало Акилова, и он, осторожно взяв ее ладонь в свою, уже не выпускал до конца экскурсии.

Последним был зал «Иверия», где звучала органная музыка. Слушая ее здесь, в полумраке пещеры, Акилов испытал то редкостное чувство, когда человек начинает верить в бессмертие. Музыка Баха, словно исторгаясь из глубин земли, освобождала его душу от слабостей, болезней, от телесной оболочки и уносила ее бог знает куда. Боясь шевельнуться, стоял Акилов с влажными глазами, пока, устыдившись приступа сентиментальности, не задергал носом. Украдкой взглянув на Галиму, он заметил, как она провела пальцем по щеке…

Возвращаясь из Нового Афона, они говорили мало. Не было прежней легкости слов, будто там, в пещерах, они растеряли иронию и остроумие.

Вечером, когда они сидели на скамейке и смотрели, как багровая луна выкатывается над морем, Галима вдруг сказала:

— Завтра, в это время, я уже буду в Свердловске…

— Завтра? — Акилов растерялся. — То есть как это?

— Очень просто, — она пожала плечами. — Вылет в шестнадцать тридцать.

«Задержитесь», — хотел сказать Акилов, но вместо этого лишь шаркнул туфлями по асфальту.

— Что же вы раньше молчали? — обиженно произнес он.

— Разве это так важно? — Галима усмехнулась.

Он взглянул на часы.

— На прощальный ужин в ресторан мы уже не попадем…

— Я не люблю рестораны, — сказала она. — Трезвой я там чувствую себя, как на дурном спектакле, а выпивку переношу плохо.

— Нет, нет, так нельзя! — Акилов разволновался, вскочил. — Что же мы сидим, в самом деле! Последний вечер… Хотя бы шампанским отметить… — он оглянулся по сторонам. — В конце концов в запасе у нас гастроном!

Она с грустной улыбкой следила за его суетой, потом сказала:

— Успокойтесь, Юра. Зачем вам гастроном? Садитесь, нам ведь хорошо и без шампанского…

Он покорно опустился на скамейку, понимая, что она права. И вновь они смотрели на море, шуршащее совсем близко, на огоньки прогулочного катера и молчали. А вокруг кипела курортная жизнь, и с ближайшей танцплощадки доносился голос, усиленный микрофоном: «Кавалеры берут дам и идут ко мне! Смелей, товарищи, смелей!»