Кругом - сплошная ложь

Через некоторое время раздался стук в дверь. - Можно? Видимо, Горбанюк со Светкой сидели в холле и видели как норвежки уходят. Нужно сказать, что удалились те не солоно хлебавши. Особенно Лив. Слишком велик был психологический пресс. Когда твой мозг сверлит одна единственная мысль: сегодня - твой последний день, сегодня - твой последний день, это как-то не способствует повышению потенции. Я уже успел что-то на себя напялить, и Горбанюк наконец соизволил обратить внимание на синяк. - Что-нибудь случилось? - поинтересовался он, впрочем, без особого сострадания в голосе. - Разумеется, - парировал я. - На свете каждый день случается невообразимо много интересного. А что, собственно, ты здесь потерял? Или программа отдыха без корректировок с моей стороны тебе уже кажется излишне пресной? - Да нет, - замялся он. - Мы просто хотели... В общем, мы хотели спросить, как продвигается расследование. Вон оно что! Светлана допекла! Моя цыпочка! А я-то после вчерашнего разговора с Лили голову ломал, как мне побыстрее отыскать Горбанюка. Ведь я даже не догадался спросить, в какой гостинице он остановился. - Расследование продвигается весьма успешно. Вчера я победно рапортовал Лили, не забыв упомянуть о твоем участии, и она попросила в ответ сообщить, что жалует тебе аксельбант на левое плечо. - Спасибо, - Горбанюк вздохнул. - Еще она просила передать, чтобы ты прокатился на денек в Бильбао, в наше испанское представительство. Там уже тебя ждут. - Зачем? - Он напряженно замер. - Нужно доставить сюда две единицы огнестрельного оружия: а именно - "узи" и парабеллум. - Я серьезно. - И я серьезно. - Нет, я, действительно, серьезно, - продолжал он гнуть свою линию. Но я тоже был не лыком шит: - Так ведь и я, действительно, совершенно серьезно. - Ну уж нет! - Он вскочил. - А если меня загребут в полицию? Здесь слишком жарко даже на пляже, я уж молчу о местных тюрьмах. - С одной стороны ты прав, - согласился я, - но с другой мы ведь должны быть во всеоружии в свете предстоящих событий. - Мы?! - буквально захлебнулся он. - Ну, конечно! А для кого, ты думаешь, эта артиллерия? Несмотря на всю плачевность ситуации, я с трудом удержался от смеха. В памяти всплыла фраза Остапа Бендера: "Я вам дам парабеллум". - У тебя есть лист бумаги? - воинственно поинтересовался Горбанюк. - Кажется, в ящике письменного стола я видел стопку. А зачем тебе? - Хочу написать заявление об уходе по собственному желанию. И нужно же было тебя здесь встретить! Он направился к письменному столу, извлек чистый лист бумаги и принялся что-то быстро строчить. - Может, сначала позвонишь в Ярославскую область? - подал я голос. Посоветуешься с законной супругой? - Нечего советоваться! - Ну ты и трус, - брезгливо проговорила Света. - Тебя не спрашивают! Он протянул мне исписанный лист. Это была фирменная почтовая бумага отеля. В правом верхнем углу красовался Купидон с луком, под которым витиеватыми буквами было написано "Вавилон любви". Впрочем, вместо стрелы Купидон был вооружен предметом несколько иного свойства. И наконечник у предмета были отнюдь не таким острым, и оперение шарообразное. - Я думаю, Лили может это неправильно понять, - озабоченно произнес я, тыча пальцем в рисунок. Мое замечание его слегка охладило. - Хорошо, я напишу заявление по всей форме и сам отправлю в контору. Порви это. - Ну ты и трус, - еще раз проговорила Света, мобилизуя все презрение и брезгливость, на которые только была способна. - Его можно понять, - предприняв очередной маневр, великодушно вступился я за Игоря Артемьевича. - Он ведь у нас теоретик. Хорошо, ты только привези оружие, а уж дальше я как-нибудь сам, с обеих рук... Через двадцать три минуты он согласился. С помощью знаний, почерпнутых в книге "Момент истины", мне удалось уверить его, что я буду стрелять с обеих рук, не забывая при этом безостановочно "качать маятник". Одним словом, устрою "пляску по-македонски".