Меня одолевало нетерпение, и я занимался тем, что отмечал на карте пройденный путь. Яхта Шла ровным ходом. Можно было бы идти и быстрее, если бы поставить кливер большей площади. Но этот парус пришлось бы тащить из носовой каюты через гальюн и главную каюту в кокпит, а оттуда по палубе обратно на нос” (Ведь передний люк был недавно заколочен “поперечинами” Алана Пэйна.) Такая перспектива мне не очень улыбалась. В южных широтах всегда следует ждать шторма вскоре после штиля или умеренного восточного ветра, и поэтому я решил пока обойтись поставленными парусами.
Прошло несколько недель с тех пор, как я начал свое состязание с солнцем. Удастся ли мне первым обогнуть мыс Горн, или солнце в своем движении на север раньше перейдет линию встречи? Когда я был в 442 милях от мыса, солнце находилось южнее этой линии на 1°21 , что равняется 81 минуте, или 81 морской миле, считая по поверхности Земли, и двигалось к северу со скоростью 1 минуты, или 1 мили, в час. При скорости 5 миль можно выиграть 3,5 мили.
Альбатросы — великолепные, величественные птицы, как раз такие, какими я их себе представлял (не чета той мелкой разновидности, которая встречалась на пути в Австралию), неизменно возбуждали во мне живой интерес. Одна птица, с особенно большим размахом крыльев, повадилась прилетать за отходами, сбрасываемыми с яхты. Я приберегал объедки специально для этого альбатроса, и он моментально их подхватывал, а затем начинал кружить вблизи судна, как бы выпрашивая добавку. Разумеется, мои вегетарианские отходы приносили ему горькое разочарование. По мере приближения к мысу Горн начинают появляться китовые птички, или качурки. Какое наслаждение любоваться этими прелестными созданиями, они носятся стремительно и грациозно, как ласточки. Работа шла своим чередом. В вахтенном журнале появилась следующая запись: “Свалял дурака, что опять связался с бизань-стакселем. Нет другого паруса, кроме спинакера, который причинял бы больше неприятностей! Правда, иногда бизань-стаксель помогает увеличить скорость хода, но порой он явно дурачит меня. Навеки запомнилась мне борьба с этим парусом, длившаяся более двух часов, и это при всем стремлении скорей идти вперед. Сначала, когда я поднял бизань-стаксель, он пришелся не ко двору и начал сбивать судно с курса. Пришлось его тут же спустить, свернуть в чехол и убрать в кормовой отсек. Пока я все это проделывал, согнувшись в три погибели, ветер изменил направление, и когда мне удалось, наконец, выпрямиться, то условия оказались идеальными как раз для бизань-стакселя! Я рассвирепел, но все же вытащил парус из трюма и решил начать все сызнова. Бизань-стаксель немного поработал, но вскоре непостоянный, переменчивый ветер превратил его в помеху. Автоматическое рулевое устройство не могло держать судно хотя бы примерно на намеченном курсе”.
Семнадцатого марта в 22.23, перед тем как улечься спать, записал в вахтенном журнале;
“Снова пытался решить квадратуру круга. Пять часов добивался, чтобы автопилот вел яхту с поставленным бизань-стакселем, но безуспешно. Полагаю, что все дело в равновесии. Если при легком ветре в 5 узлов яхта ведет себя нормально, то при 12-узловом умеренном ветре она уклоняется от заданного курса на 90°. Как бы то ни было, я с этой возней покончил, так как хочу спать. Убрал проклятый бизань-стаксель. Теперь яхта довольно надежно идет по курсу. Спокойной ночи!”
Ночь эта осталась для меня памятной еще в одном отношении: я спал раздетым.
На следующий день, в субботу 18 марта, взволновался, как школьник перед началом каникул. Несмотря на непостоянный ветер и тщетные хлопоты с бизань-стакселем, переход за прошедшие сутки оказался не так уж плох — 163 мили. До старого великана-людоеда оставалось 302 мили.