Круговая подтяжка

– Знаешь, Владик, – сказала она. – Ты и красивый, и умный, но все-таки чего-то в тебе не хватает. Чего-то эмоционального, наверное. До такой степени не хватает, что хочется превратить тебя опять в маленького мальчика и воспитать по-другому. Чтобы ты вырос таким же красивым и умным, как сейчас, но чтобы еще был и добрым! – Ее эскапада была настолько неожиданна, что Владик не нашелся сразу, что ответить. Он посмотрел на нее молча и вышел из кабинета. Мышка прислушалась – Дорн шел по коридору и насвистывал веселую песенку. Только свист его был невеселый.

«Да, не поцеловал ее больше, – думал он. – Ну, не хотелось мне этого. Почему я всем чем-то обязан?» Он вспомнил, как осторожно за завтраком подложил перед женой рекламу из женского журнала. «Аборты в загородной клинике. Лечение и отдых в ближайшем Подмосковье».

– Прекрасное место, – вскользь заметил он за кофе. Алла спокойно взяла журнал, еще раз мельком пробежала взглядом по строчкам и вдруг быстрым движением разорвала журнал на половинки и швырнула ему в лицо.

Дверь в комнатку Генриетты Львовны была открыта, туда, конечно, никого еще не положили. Голос Барашкова раздавался из палаты Тины. Райки не было в коридоре, и только ее подружка, сидя за столом, делала вид, что серьезно изучает листы назначений. Внезапно обернувшись, Владик увидел, что она с каким-то странным ехидством глядит ему вслед. Он вздохнул и закрыл за собой дверь ординаторской.

А Маша сидела у себя в кабинете и размышляла. «Любить и видеть все недостатки – разве так можно? – спрашивала она себя. И сама же себе отвечала: – Оказывается, можно».

18

Следующее утро было солнечным, словно праздник.

– В пробку попал, поэтому опоздал, – сказал заведующий хирургией второму доктору, входя в ординаторскую. – Чаю выпьешь? – Заведующий, переодеваясь в зеленые штаны и рубашку, мимоходом нажал кнопку чайника.

– Спасибо, я завтракал, – ответил второй хирург. – Пойду в операционный блок. Барашков уже десять раз звонил, спрашивал, когда вы приедете. Они там с утра уже на ушах. Помоюсь потихоньку и буду готовить больную.

– Угу, – промычал заведующий, нашаривая ногой под шкафом специальные разношенные старые туфли для операций. – Кстати, знаешь, после удаления надпочечника придется взять еще на операцию мальчика с грыжей. Мать его меня попросила. То ли у него призыв, то ли, наоборот, надо отсрочку получить на этот год, я толком не понял. Но придется взять.

– Надо – прооперируем! – ответил коллега и вышел из комнаты. Заведующий всыпал в стакан сухую заварку, плеснул туда кипятку и позвонил Барашкову:

– Давай вези больную минут через десять!

– Понял! – ответил Аркадий и дал отбой.

Он сидел у Тины в палате. Последние приготовления перед операцией были закончены, белье ей переодели; атропин с димедролом и промедолом он должен ей сделать сейчас. Мать Тины тоже была уже здесь, в больнице, только Барашков не велел ей перед операцией приходить в палату. Она ждала внизу, в коридоре, с только что сделанной прической, как и просила Тина. Волосы были уложены красивыми волнами.

Прибежала Мышка.

– Как настроение?

«Мышка прибежала, хвостиком махнула, яичко упало, разбилось, и все стали здоровы и счастливы!» – подумала Тина.

– Ну вот и молодцом!

На каталку Тину Аркадий перенес на руках, бодро заметив:

– Ну ты и разъелась, мать!

– Святыми молитвами сыта.

Мышка держала подушку, поправила одеяло, которым Тина попросила накрыть ее, чтобы не замерзнуть на лестнице.

– Ну, поехали! – сказал наконец Аркадий, и они с Мышкой сами покатили каталку к лифту. Дежурные медсестры и женщина в чалме, вышедшая в коридор, смотрели им вслед.

У выхода из отделения их встретил куплетист.

– Ни пуха! – сказал он своим опереточным баритоном и поднял кулак на манер мушкетера.

– И тебя вылечат, и меня вылечат! – сказала ему Тина. И уже – Барашкову: – Меня тут прямо все провожают!

– Как кинозвезду! – Он нажал кнопку прежнего старого лифта.

– Как оперную диву! – ухмыльнулась Тина.

– Да уж, знаем, знаем о ваших талантах…

Они въехали в лифт. Сколько раз она сама вместе с Аркадием закатывала сюда каталки! Санитаров-то вечно не хватало.

Лифт остановился, они поехали по коридору в операционный блок. Мимо них шли люди в белых халатах, и многие из них хорошо знали Тину, но сейчас никто на нее не смотрел и не узнавал ее, и это было хорошо. Откуда-то сбоку вынырнула девчушка с двумя баночками в руках. Она намеревалась проскочить впереди каталки, но на мгновение замешкалась и отстала. По запаху Тина определила, что в баночках были спирт и формалин.

«Из патанатомии девушка, – догадалась она. – От Михаила Борисовича. Принесла тару». – И Тине вдруг почему-то стало неприятно и жутко оттого, что скоро кусок ее пока еще живой, кровоснабжающейся, функционирующей плоти окажется разрезанным на части и отправленным в эти невзрачные банки из-под майонеза. И тогда, может быть, исчезнет последняя надежда на жизнь…