Удивительно, сколько в кладовых нашей памяти неиспользованного материала, без всякого дела лежащего мертвым грузом! А если как-нибудь ассоциировать его – тогда он может выплыть на поверхность? Природа не может не предусмотреть эту неспособность человека – просто и легко пользоваться библиотекой памяти. Она не может, не должна позволять памяти угасать навсегда, с физической смертью её носителя. А что, если память не умирает, а передается в генах потомству – в надежде, что те, его отдаленные внуки и правнуки, когда-нибудь научаться извлекать пользу из уроков прошлого? Этому и помогает припоминание – усилием воли выстраивание цепочки ассоциаций. Это может произойти мгновенно, ведь мозг работает очень скоро. Но могут пройти и целые годы…
Подсознание, получив приказ от её величества воли, неустанно работает и вдруг выплеснет в область сознательного то впечатление, о котором мы уже и думать забыли! Припоминая впечатление, подсознание выбрасывает на осязаемую поверхность нашего разума и то, что было непосредственно в тот момент, и до, и после. Он, разум, инстинктивно напрягает все свои силы, чтобы завершить выполнение задания во всей его полноте.
Это когда мы припоминаем. А вот когда узнаем, то здесь надо различать две фазы – частичного узнавания и полного. Мы можем узнать на улице человека, которого когда-то видели, но не можем вспомнить его имени. И только когда-либо после мы можем вспомнить, как его звали. А можем и вовсе не вспомнить.
Между воспоминанием и узнаванием есть существенная разница. Можно искать затерявшуюся вещицу, сто раз проходя мимо неё и не видя нужного нам предмета. И вдруг он нам буквально бросается в глаза! Мы просто не могли его узнать! Хотя и видели. Такая вот временная шизофрения…
Чтобы узнать знакомый нам предмет, мало на него посмотреть зрячими глазами, надо ещё иметь в голове ясный психический портрет – образ этого предмета, потому что память заключает в себе лишь имя предмета. Беспокойство, стресс или болезнь могут разрушить образную картину мира – и тогда наступает не узнавание знаемого.
– Ты кто? – спросите вы у своего давнего друга, которого, однако, успели уже подзабыть, и который вдруг, встретив вас на улице, бросился вам на шею.
– Конь в пальто, – ответит он, и вы ему поверите. Потому что по какой-то причине его образ выветрился из вашего сознания.
Алеся, строго следуя открытым ею принципам оживления памяти, сидела уже восьмой час в читальном зале, сосредоточившись до полного отключения от внешнего мира, вновь и вновь возвращаясь в мыслях к одному и тому же предмету.
Постепенно очертания его делались все более четкими. Теперь надо было отсечь лишние подробности – слишком много деталей только помешают воспоминаниям. Она вспоминала лицо Василисы.
Оказалось, это не так уж и просто. Где-то на щеке была родинка. Но где точно? А морщинки? А форма губ? А радужка глаз? Всё надо вспомнить правильно и очень точно.
И тут в её памяти внезапно и неожиданно возникло дерево – вот выступающие из земли корни, вот ствол, вот толстые нижние сучья, вот ветви, вот листва. А вот… множество маленьких цветочков среди листвы – желтых, розовых и голубых…
Постепенно воспоминание оживилось – листва задрожала на ветру, ветви закачались…
И теперь уже не надо было тратить усилий, чтобы видеть всё это. Совершенно не обязательно прибегать к самому предмету, чтобы оживить воспоминания о нем.
Куда более эффективно просто вспоминать о нем.
Первое впечатление самое сильное, именно оно и живет в памяти дольше всего. И оживлять надо именно его, а не просто интересующий вас предмет. Разум консервативен, и ему предпочтительно общаться со старыми знакомыми, или с теми, кого знают эти старые знакомые, чем с какими-то совсем новыми лицами.
Этот процесс воскрешения скрытых впечатлений пробудил в ней какое-то новое и тревожное, но бесконечно приятное чувство – исчезало ощущение одиночества и рождалось в её душе нечто далекое, доселе незнаемое, но уже горячо любимое.
Над входом в лабораторию, где должен был проводиться эксперимент, висел лозунг: «Тело бренно, душа – вечна!», лаборатория напротив шокировала вселенную прямо противоположным утверждением, полученным исключительно малой кровью – всего лишь с помощью двойной фонетической инверсии: «Дело бренно, туша – вечна!»