Когда заиндевевшее окошко остекленной двери потемнело, из сугроба посреди заснеженного двора, кряхтя и охая, с трудом восстал человек в черной одежде. Потирая плечо, сильно ушибленное шальной коньячной бутылкой, и тихо ругаясь на чужеземном наречье, он осторожно поднялся на крыльцо и потянул на себя дверь. Она не поддалась. Черный человек выругался громче, страстно подышал на стекло, потер его рукавом и заглянул в недоступное помещение. Смысла в этом действии не было никакого: в холле было темным-темно. Человек безрезультатно подергал дверь, всплеснул руками и то ли хихикнул, то ли всхлипнул. Черствую дверь это нисколько не тронуло. Постояв в раздумье несколько секунд, человек сошел с крыльца, выступил на середину двора и из-под ладони, приставленной ко лбу для защиты от мельтешащих снежинок, внимательно оглядел вереницу окон. На первом этаже все они были забраны решетками. На втором решетки отсутствовали.
Пока человек в черном осматривал окна, одно из них со стуком распахнулось и тут же ярко осветилось. На секунду в открытый проем тугим парусом выдуло тюлевую занавеску, потом светлый пузырь опал и втянулся внутрь. Створка окна медленно подвинулась к раме.
Человек в черной одежде, уже густо припорошенной снегом, сокрушенно цокнул языком и молитвенно сложил ладони. Очевидно, его горячая просьба была услышана небесами: окно не захлопнулось, а свет в нем вскоре погас.
С трудом выждав несколько минут, черно-белый человек подошел к зданию, ухватился за решетку на первом этаже и неловко полез наверх, постепенно приближаясь к приоткрытому окошку.
Сон мне приснился на редкость скверный: как будто я – огромная злая великанша, безжалостно отрывающая ножки маленьким, как муравьишки, черненьким человечкам. Прежде я никогда не замечала за собой садистских порывов, и роль кровожадного чудища мне совсем не понравилось. Вдобавок обезножившие мурашки толпами ползали по моему великанскому телу, которое била крупная нервная дрожь. Сотрясаясь и стуча зубами, я проснулась и поняла, что страшно замерзла.
Окно, которое я перед сном оставила приоткрытым, чтобы не усугублять грядущую головную боль алкогольного происхождения кислородным голоданием, под напором ветра распахнулось настежь. На подоконнике успел подняться небольшой сугроб. Величественно сверкая в свете звезд (снегопад прекратился, и небо очистилось), он опасно нависал над изголовьем кровати Ларика Мухачева и угрожал сходом лавины на его подушку. Ларику, впрочем, близость снежной вершины нисколько не мешала сладко спать. Мой давний друг с головой укутался в одеяла и уютно посапывал в шерстяной берлоге.
Я с недоумением и неудовольствием заметила, что у меня самой из двух изначально имевшихся одеял осталось только одно. Куда делось второе, было непонятно. Я заподозрила, что его стырил Ларик. В таком случае понятно, почему он не мерзнет: три одеяла – надежная защита от холода!
Я не поленилась встать с постели, подойти к спящему Ларику и посмотреть, чем он там утеплился. Расцветку его шерстяных покровов (мой собственный пропавший плед был в красненькую клеточку, я запомнила) в потемках было не разглядеть, но я случайно наступила босой ногой на мягкое, и это помогло мне обнаружить свое исчезнувшее одеяло под кроватью Ларика. Очевидно, мучимый совестью похититель пледа метался во сне и бесславно утратил похищенное имущество. Справедливость восторжествовала.
– Чужое добро не впрок! – назидательно сказала я посапывающему приятелю и потянула свое добро за уголок.
Одеяло немного посопротивлялось – видимо, за что-то там зацепилось, но все-таки выползло, и я увлекла его на законное место в свою кровать. Прежде чем улечься, я плотно закрыла окно. Дверь по наущению трусоватой Нюни я заперла много раньше, еще до отхода ко сну, прерванному пригрезившимся мне кошмаром, а ключ спрятала под подушку. Теперь, когда все люки были задраены, можно было не бояться ни незваных гостей (их традиционно опасалась робкая Нюня), ни сквозняков (их не жаловала лично я).
Я вернулась в постель, плотно замоталась в два одеяла, быстро согрелась и уснула, но, увы, ненадолго. Черные человечки с некомплектными конечностями мне больше не снились, зато привиделись их варварски оторванные ноги.