В одном из эпизодов нашего шоу цепь танцовщиц должна была спрятаться за шелковым занавесом, а потом внезапно выскочить из-за него в середине следующего эпизода. Я заметил, что из-под гладкой ткани всегда что-то выпирало. Когда танцовщицы занимали исходную позицию, две очаровательные округлости проступали на гладком занавесе. Они принадлежали одной из самых хорошеньких танцовщиц, к тому же у нее была необычно пышная грудь, которую мне всегда хотелось пощупать. Как-то на поздней репетиции я на цыпочках прошел через полутемную сцену и уступил искушению. Девушка поняла, что это был я, но протеста не выразила.
Когда мы стали любовниками, я узнал, что она добра, нежна и великодушна. Она никогда ничего у меня не просила. Она знала, что я женат и не собираюсь бросать Яну. Она не хотела создавать семью, не требовала от меня квартиры, никогда не давала мне повода почувствовать себя виноватым. Конечно, ей тоже не хотелось иметь дело с подвыпившими соседями, которые вваливались бы в комнату чуть не каждую ночь. И вообще у нас было много общего, потому что центром жизни для нас обоих стала «Латерна магика».
Мне казалось, что я люблю танцовщицу, но в то же время я любил и свою жену, и поэтому я решил поступить самым, как мне казалось, достойным образом: я рассказал обо всем Яне. Теперь я понимаю, что повел себя невероятно глупо и жестоко и что она была глубоко ранена. Тем не менее она по-прежнему жила в нашем кабинете со мной, с мужем, любившим ее, но любившим одновременно и другую женщину. Я не лгал. Ни я сам, ни обе женщины не понимали, что происходит. Так тянулось неделями, все чувствовали себя более или менее несчастными, а потом Яна постепенно начала строить линию эмоциональной обороны против меня. Она сердилась на меня, она не хотела делить меня с кем-то еще, она вела себя так, как будто ненавидела меня, а потом маятник ее чувств вдруг качался в обратную сторону.
Все встало на свои места, когда «Латерна магика» наконец отправилась в Лондон. Я получил паспорт, получила его и моя танцовщица, остававшаяся такой же милой, веселой и необременительной, как обычно. В Лондоне у «Латерны магики» не было шумного успеха, но представление прожило достаточно долго, чтобы стать одним из лучших на Монреальской выставке 1967 года. Однако самый большой успех мы имели на премьере в Англии. В те дни перед каждым представлением играли «Боже, храни королеву», и наш исполнительный директор потребовал, чтобы вместе с английским гимном исполняли и наш, чехословацкий. Английский продюсер согласился без большой охоты.
Как только наш
В тот вечер театр был полон, и когда погас свет, над залом зазвучала запись «Боже, храни королеву», причем далеко не лучшего качества. Это было привычным делом, публика вытерпела гимн полусидя-полустоя, зевая и перешептываясь. Задолго до последнего такта все уже уселись по местам. После короткой паузы раздались звуки свежезаписанного гимна Чехии. Лондонцам потребовалось несколько мгновений, чтобы понять смысл незнакомой музыки, а потом они вежливо встали. Как только они поняли, что дело идет к концу, они опять сели. Но в чехословацком гимне было две части, и после небольшой паузы начался гимн Словакии. По залу пробежал заметный шумок, и теперь зрители выпрямились во весь рост и дослушали прочувствованную мелодию с улыбками до ушей. Когда они рассаживались по местам, все обменивались замечаниями.
Последовала еще одна короткая пауза, и на зрителей обрушился гимн СССР, встреченный самым громким хохотом, который когда-либо выпадал на долю «Латерны магики». Театр содрогался от фундамента до крыши, и ни один эпизод нашего шоу не смог сравняться по успеху с этой увертюрой, так что уже на следующий вечер наше руководство отменило исполнение обоих гимнов.
А в это время в Чехословакии Яна снималась в какой-то картине. Она, конечно, знала, что в Лондоне я живу с танцовщицей. Однажды вечером она позвонила мне в гостиницу.
— Я просто хочу сказать, Милош, если ты хочешь остаться за границей, то пожалуйста.
— Я не хочу.
— Ну ладно, в общем, я просто хотела сказать тебе, чтобы ты не возвращался из-за меня. У меня есть другой.
Ее слова подействовали на меня как удар по почкам. В этот момент я понял, как сильно люблю ее.
Яна могла не церемониться со мной после того, как я вел себя по отношению к ней, и тем не менее она позвонила и открыто говорила со мной по телефону, что было весьма смелым поступком. Она здорово рисковала из-за меня, но у Яны всегда был сильный характер. Вдруг я увидел с пугающей ясностью, что просто принял желание и физическое влечение за более глубокие чувства, но обратного пути у меня уже нет. Я был дураком, и я ее потерял.