Из последующего разговора, прерываемого всхлипами, мне удалось выяснить следующее. В субботу утром Игорь повез девятилетнего сына на какие-то соревнования. По дороге домой Ашот уговорил отца зайти в новую кондитерскую, чтобы купить банановый торт для мамы и младшего брата. Это сообщали продавщица, следившая сквозь витрину, как симпатичная пара направилась к своему сверкающему автомобилю. Малтчик хотел нести торт сам и забравшись на переднее сидение, устроил его на коленях. Игорек звякнул ключем. Машина взорвалась. как только был повернут ключ зажигания. Взрывчатки оказалось достаточно, чтобы разнесли в клочья джип-«Чероки» и вышибить стекла до четвертого этажа дома, возле которого он стоял. Продавщицу с множеством порезов увезли в Склиф.
Известие оказалось настолько ужасным, что оставило меня почти равнодушной — разум не мог смириться с жестокой необратимостью факта. Веселый, добродушный «качок» простился со столь любимой им жизнью, прихватив с собой главную надежду и гордость — старшего сына. В это невозможно было поверить. Разорваны на куски… С банановым тортом и предвкушением семейного субботнего обеда…
Я посмотрела на часы — увы, к церемонии погребения мне уже не успеть. Чиркнув записку Сергею, я положила её поверх делтого листочка. «Буду вечером. Уехала на кладбище. Целую». Написать эти несколько слов оказалось непросто. Здесь, как в правительственном меморандуме, имела значение каждая деталь. Я сократила эмоции до минимума и не подписывалась, т. к. не могла назвать себя ни бубкой, ни Славой. Очевидно, ни тем ни другим я для Сергея уже не была. Просто гражданка Лачева В. Г.
…Ассоль ждала меня у ворот кладбища, хотя я опоздала более, чем на час. Она была не одна — рядом, понуро опустив гордые плечи и сунув руки в карманы, безмолвно возвышался Аркадий. Поза усталости и печали была столь несвойственна этому человеку, что я узнала его только с метрового расстояния. Мы поздоровались. Заплаканная Асооль в черном креповом костюме с шифоновым бантом на затылке, уныло смотрела на букет роз в моих руках.
— Извините за опоздание, я прямо из Шереметьева… Это ужасно…
— Слава, супруга Игоря ждет нас дома. Мы должны помянуть беднягу. Прошу в мою машину. Твою отпаркуют к дому мои ребята.
В доме Рустамовых было пусто. Лишь две облаченные в траур молчаливые фигурки встречали нас возле накрытого стола — это были жена и мать погибшего. Я опускала глаза, не рискуя заглянуть в лица женщинам, потерявшим самых близких людей — не хотелось носить в своем сердце чужую боль: оно и так грозило разорваться от собственной. Но портреты в траурных рамках мне обойти не удалось — они стояли среди цветов — непривычно серьезный, броско-красивый, самоуверенный брюнет «кавказской национальности» и улыбающийся во весь рот мальчишка. Два передних зуба едва прорезались сквозь розовую десну, обещая вырасти крупными и здоровыми — на всю долгую жизнь. Я положила у портретов розы и молча выпила вместе со всеми заупокойную рюмку.
Мы незаметно покинули скорбный дом, весело глядящий на весеннюю лужайку двухэтажным нарядным фасадом. На газоне, возле качалки валялся футбольный мяч и чья-то футболка ждала хозяина на спинке плетеного кресла.
— Скоро сюда прибудут родственики и друзья — начнется настоящая панихида с плачем, речами и клятвами отомстить. — Объяснила Ассоль. Аркадию разрешили пройти церемонию отдельно. Ну, и нам заодно, как близким подругам. — Она философски вздохнула, давая понять, что смерть примиряет вражду и усмиряет ревность, поскольку она — превыше всего. — А мне, как назло, все его анекдотики в голову полезли… Помните, про новых русских? Воспоминаний не получилось. Мы притихли, сраженные не столько скорбью, сколько растерянностью. Умудренный жестоким опытом ум, относивший подробные происшествия к рангу заурядных примет современности, никак не мог примирить со случившимся чувства. Они бунтовали, взывая к отмщению.
— Ну вот, ты почти дома. Извини, что не провожаю, я должен вернуть Славу мужу. — Аркадий притормозил у Аськиного подъезда. — Постарайся уснуть, детка.
Мы ехали молча, только возле Белорусской площади я вспомнила, что не назвала Аркадию адрес. А он и не спрашивал.
— Не хочешь посидеть полчаса в кафе? Здесь вместо шашлычной уютный уголок обставили. — Нарушил паузу Аркадий.
— В другой раз. Я совершенно выбита из колеи. Домой надо.
— Тогда постоим пять минут у обочины. Я ведь специально проводить тебя напросился. — Аркадий остановил машину, вышел и, открыв дверцу, предложил мне занять место рядом с ним. — Так будет проще разговаривать. Сколько мы не виделись? Восемь месяцев?.. За это время можно ребенка выносить. А я никак не приду к определенному решению. Но недавно решился… — Он развернулся ко мне и оценивающе оглядел, прикидывая, выдержу ли я его сообщение. — Уставшая, испуганная, печальная…