Круиз "Розовая мечта"

«Ну, раз так — была не была!» — Ноги сами понесли меня к обрыву, из-под сандалий покатились камни. Я летела вниз, пытаясь ухватиться за колючие кусты, ломая ногти, сбивая в кровь колени, падая и поднимаясь… Что-то просвистело совсем рядом. Справа, слева… Я, наконец, скатилась на ровную площадку среди огромных слоистых, как куски пирога, валунов.

— Эй, беби… В стрельбе я ас. И уверен, что не попаду в твою дурную башку. Но рикошет — страшное дело, особенно, когда кругом камни. — У края обрыва возвышался Алик. — Замри-ка, слушай…

Два тихих выстрела и две пули взрыли крупный песок прямо у моих колен. Не помня себя от ужаса, я вскочила, слыша над головой идиотский гогот Алика. Метнувшись к спасительной гряде, я замерла, крик застрял у меня в горле — прямо на меня шел, широко растопыря руки с толстой, свернутой петлей веревкой старик в длиннополом халате и феске. Все это было так неправдоподобно глупо и даже смешно, что я показала ему язык. Сознание, чтобы избежать шока, переключилось на регистр «полубред» — все происходящее со мной я воспринимала как сон или нагло материализовывающуюся фантазию. Страх пропал, исчезла боль в разбитых ногах, осталось дерзкое желание переиграть нападающих, вырваться и, наверно, взлететь. Да, я чувствовала легкость и радость, предвосхищающие полет. Оказавшись на краю отвесного обрыва, я подняла руки, чтобы почувствовать плотность несущего меня воздуха… И тут что-то взорвалось у меня в голове и обрушилась на мир чернота…

Глава 10

Я почувствовала, что тону, уж точно задохнусь, если сейчас не открою глаза. Струя воды падала мне на лицо. Вскрикнув, я села, ощупала ушибленную голову. Мокрые, слипшиеся волосы и большая шишка над левым виском свидетельствовали о том, что плен и побег не были сном. Саднили колени, вся кожа горела от впившихся в неё колючек. Масляный фонарь, повешенный на крюк, освещал мрачную картину. Кажется, я находилась все в том же сарае, где провела ночь с Ирой и Асей. Но здесь уже никого не было, кроме двух турок, возвышавшихся надо мной. Они о чем-то спорили, бурно жестикулируя. Один, совсем мальчишка, выплеснул мне в лицо оставшуюся в кувшине воду, посторонился, уступая место второму и, кажется, подначивал его насмешливыми репликами.

Старик в затертом халате, тот самый, что намеревался заарканить меня веревкой, радостно смеясь, покрутил над моим носом изогнутое лезвие ножа. Он смотрел на меня, как на загнанного зверя, но в хищной радости охотника я уловила такое, что заставило меня вскочить на ноги. Хихиканье превратилось в хриплый гогот. Еще бы — мое тело едва прикрывали оставшиеся от хитона лохмотья, бретелька бюстгальтера оборвалась, выпустив на свободу полную, белую, совершенно незагорелую грудь. К ней-то и тянулась дрожащая рука старика.

Взвизгнув, я отшатнулась, но турок назидательно показал мне сверкнувший нож и поманил пальцем, быстро тараторя что-то по-своему. Я поняла: он предлагал мне выбор — увечье или добровольную «любовь». Прикрывая обнаженную грудь руками, я пятилась до тех пор, пока не почувствовала за спиной стену. Старик, содрогаясь от смеха, наступал, растопыря руки. Правая сжимала нож, а левая продолжала манить меня скрюченным пальцем. Изловчившись, я ударила его ногой по коленям. Разинув беззубый рот, турок взвыл длинное ругательство и что-то рявкнул молодому.

Через пару минут я лежала в сене со связанными за спиной руками, на моих ногах сидел парень, а старик поспешно раздевался. Под вонючим халатом оказалась длинная белая рубаха, а под ней — дряблое, поросшее курчавой седой шерстью тело.

Привычка рыться в чужом подсознании оказалась устойчивой — даже в этот момент поймала себя на едва мерцающей в хаосе отвращения и ужаса мысли: а что он, собственно может? Профессиональное любопытство, смешанное с женским торжеством: чертовски приятно наблюдать бессилие почти взявшего над тобой верх противника!

Старик склонился надо мной и ловким взмахом ножа рассек ткань трусов и остатки бюстгальтера — будто освободил от подарочной ленточки сладчайший приз. Из разинутого от удовольствия рта закапала слюна. Мои глаза зажмурились сами собой, прервав профессиональное наблюдение. И, о Боже! Вырываться и дергаться было бесполезно — по части потенции и хватки этот дикий старик мог дать фору цивилизованному плейбою…

Пыхтение, оханье, омерзительный запах пота, елозанье липкого старого тела — значит, так и выглядит насилие. Парень держал меня за ноги, что ограничивало возможность насильника и подстегивало его возбуждение. Ему и не требовалось разнообразие — натиск и темп, жадное тисканье и укусы — что ещё возьмешь от смиренной жертвы. Когда он затих, хрипя на моей груди, я смачно плюнула в мокрое от пота лицо. И получила удар кулаком в зубы. Кровь из рассеченной губы заполнила рот. Насильник сполз, а парень отпустил мои ноги, дав возможность перевернуться набок и сплюнуть. Рвотные спазмы подступили к горлу.