Круиз 'Розовая мечта'

- Ну, думай, думай, детка. Вот мои координаты. - Он засунул в карман моего пиджака визитную карточку. - Если возникнут вопросы, звони. И дай тебе Бог застать меня тут... А мне пожелай дождаться... - В его тоне звучала скрытая тоска и какая-то фатальная обреченность.

Но я не стала говорить, что поняла его намек, что мне хорошо известно его состояние, когда мысль о смерти неотступно преследует, то отдаляясь, то обдавая могильным холодком. Что это нормально для человека, ходящего изо дня в день по канату, привично рискующего жизнью...

Я не могла успокоиться, потому что боялась сама: турецкий мальчишка стал моим наваждением. Он загнал меня в дебри неведомых ранее комплексов, мучительных, противоречивых желаний. Но освободил лишь от одного: образ Аркадия Тайцева не тревожил больше моего воображения.

На остановке у гранитного парапета Фрунзенской набережной собралась толпа. Особо нетерпеливые граждане пристально всматривались в темнеющую насыпь Хамовнического моста, на фоне которой должен был появиться рогатый силуэт троллейбуса. Женщины взволнованно обсуждали творящиеся в столице безобразия, поминая, то с надеждой, то с укоризной, энергичного мэра.

Какой-то "шутник" прошелся этой ночью по набережной, круша недавно установленные здесь импортные стеклянные павильончики, что вызвало справедливые нарекания в адрес правительства и правоохранительных органов. "Эх, нафига козе баян, а нашему алкашу - европейский комфорт?" - мыслил вслух, ни к кому не обращаясь, человек в очках.

Парень в наушниках и бейсболке, совсем как телеведущий Ганнопольский, балдел от одному ему слышимых звуков - то ли от "Алисы" "тащился", то ли учил суахили. Кое-кто, равнодушный к графику движения троллейбуса, и к стараниям мэра, наслаждался чудесным сентябрьским днем - тихим и солнечным. На разогретом щербатом граните парапета по-летнему грелись крупные переливчатые мухи, волны Москвы-реки манили свежей, неторопливой прохладой. На противоположном берегу поднимались кущи Нескучного сада - в том багряно-золотом уборе, что неразрывно связан в памяти со строками Пушкина. "Очей очарованье..." - как нежно звучали эти слова на солнечном сентябрьском пригреве, как ласкали душу... Не хотелось думать о кризисной экологической обстановке столицы, о катастрофической загрязненности её речных вод, о дачах бывших "слуг народа", скрывающихся под сводами канареечных ясеней и малиновых кленов. Хотелось радоваться банке импортного пива, притаившейся в кейсе и солидному слову "мэр", привычно всплывающему в пересудах московских бабуль.

Бронзовый кристалл, венчающих новое здание Академии, внушал уверенность в процессе научного познания, а огромное колесо над парком культуры и отдыха напоминало о беспечных детских радостях.

Высоко вверху, под серыми громадами "сталинских" домов, сияли иноземным комфортом зеркальные окна пентхаузов - словно экзотические цветы, приживленные мрачным кактусам. - Москва преображалась и хорошела, с усилием прорываясь в статус "цивилизованных" городов.

У стеклянной стены пентхауза, выходящей к Москве-реке, стоял человек, сильно похожий на знаменитого Арчила Гомиашвили, возглавляющего клуб "Золотой Остап". Так, вероятно, мог бы выглядеть сам Великий комбинатор, осуществи он свою индивидуалистическую мечту вопреки авторскому замыслу. Стройный брюнет с чеканным профилем и седеющими висками машинально встряхнул бокал: в коньячного цвета напитке звякнули кусочки льда. Глядя на ожидающую троллейбус толпу, он думал о превратностях людских судеб и неизмеримой дистанции, разделяющей его - человека, наделенного огромной властью, и тех, кто зажав в кулаке двадцать тысяч российских рублей, приготовленных для покупки проездных талончиков, проклинал свирепствующую инфляцию. "И ведь не у всех эти тысячи есть, а у кого есть, наверняка составляют заметную часть бюджета", - размышлял брюнет с неясной грустью, свойственной наблюдателям за иными мирами - астрономам, биологам. Он попытался вообразить себя человеком из толпы, представив его ничтожные повседневные потребности, мизерные мыслишки, одолевающие в часы раздумий и сводящиеся в итоге к одному - как примирить скудные возможности с возрастающими потребностями.

Занавес, разделявший "совдепию" и цивилизованный мир, рухнул, открыв самое страшное - гражданин великой страны может и должен жить лучше, имея возможность приобрести португальский смеситель для ванной, турецкую кожаную куртку, бельгийский ковер, корейский телевизор или, даже, подержанную иномарку.

Сделав маленький глоток, брюнет в приятной истоме закрыл глаза, вспомнив о жужжащей поблизости подобно пчелиному улью громаде Лужников, заполненной торговыми рядами, о человеческом рое, одержимом инстинктами купли-продажи. Он хорошо сознавал, что принадлежит к иной расе - расе хозяев, вождей, предназначенной для власти и свершений.

Нелегко смириться, что великие деяния неизбежно сопряжены с кровопролитием, а кровопролитие - с муками совести. Но избранникам судьбы не ведомы сомнения - презирая малые радости и горести, они движутся к намеченной цели.