В понятии “осознанного хип-хопа” немного удручает то, что слово “осознанный”, как правило, заключает в себе один и тот же ограниченный набор культурных и идеологических привязанностей: великие соул-пластинки 1970-х, безукоризненные размышления о страданиях и власти темнокожих. По этой причине я иногда думал, что мои любимые рэперы создают “неосознанный” хип-хоп: безбашенный – а не ответственный; чувственный – а не разумный; общающийся со мной намеками – а не формулирующий за меня однозначные выводы. Но если и есть смысл вообще говорить об “осознанном” хип-хопе, то неугомонные, непредсказуемые, гиперчувствительные записи Канье Уэста точно отвечают этой дефиниции. Иногда кажется, что он хочет соединить в себе все несочетаемые тенденции внутри хип-хопа, нарочно дразнит своих многочисленных критиков, меняя роли как перчатки: от радушного конферансье – к скандалисту и провокатору, а от скандалиста и провокатора – к антигерою. Он упрямо верит в собственный гений – и при этом чрезвычайно уязвим к критике. В своей борьбе с ментальными расстройствами он порой привлекает всеобщее внимание именно тогда, когда, кажется, стоило бы остаться наедине с собой. Раз за разом он связывал свою идентичность как темнокожего американца с уверенностью, что страна нуждается в радикальных, революционных переменах, при том, что сам не мог внятно объяснить, в чем они должны заключаться. Как он сам зачитал не так давно, “состояние моего разума способно в космос нас перенести / Я пользуюсь теми же методами, которые уже помогали нам в пути”. Разве может быть что-то более социально осознанное?
Амбиции и голод
В хип-хопе даже больше, чем в других жанрах, каждая фракция верит, что только она и защищает истинную веру от скверны и посягательств. После того как странный альбом Доктора Октагона в 1996 году помог мне по-новому выстроить приоритеты, я нырнул обратно в хип-хоп, чтобы посмотреть, что я пропустил и чьи версии хип-хоп-катехизиса кажутся мне наиболее убедительными (или наиболее увлекательными). Поскольку я был одержим панк-роком, то первым делом стал и в хип-хопе тоже выискивать все самое нишевое и маргинальное, уверенный в том, что лучшая музыка, как правило, испытывает аллергию на крупные лейблы и большие бюджеты. И в конце 1990-х действительно существовала масштабная хип-хоп-сцена за пределами мейнстрима – причем речь не только о богемных “осознанных” рэперах, но и о еще более некоммерческих артистах вроде
В целом, однако, я с удивлением (и, как стало ясно позже, облегчением) осознал в какой-то момент, что правила панк-рока тут не работают: большинство действительно захватывающих хип-хоп-альбомов хотя бы отчасти принадлежали мейнстриму – они были если и не блокбастерами, то вполне успешными коммерческими релизами. Я купил и, сам того не желая, выучил наизусть дебютный альбом Ноториуса Б. И. Г., которого раньше знал только по гладкому радиохиту