Крупным планом (Роман-дневник). 2007

На торжественном собрании в Парламентском центре выступали многие пи­сатели. Говорили разное, в том числе и то, что не особенно вписывалось в рамки международной этики. Например, М. Шевченко, очевидно, чтобы понравиться местным инициаторам ещё большего отъединения Казахстана от России, ут­верждал, что две самые близкие матери в мире - это казахская мать и украинская «нэнька». И что Казахстану и Украине нужно особенно остерегаться нашего об­щего северного соседа. И что-то ещё в том же духе, отчего становилось не столько жалко оратора, сколько смешно.

Выступил Давид Кугультинов. Он говорил о своих многочисленных встре­чах с Мухтаром, о дружбе с ним, о том, что Мухтар тоже мог разделить судьбу Кугультинова. В 1930 году Мухтара арестовали, и несколько лет он провёл в за­ключении. Но по воле Бога не попал в ГУЛаг, где ему, Кугультинову, пришлось хлебнуть немало унижений и горя. А если бы попал, то, скорее всего, живым бы не вышел.

Я слушал его и думал о том, как удивительно устроена наша жизнь: в юбилей знаменитого писателя другой знаменитый писатель говорит не про его творче­ство, не про его книги, а про аресты, тюрьмы и лагеря. Словно бы речь идёт не о великом труженике и мудреце, а о разбойнике.

В перерыве я встретился с Чингизом Айтматовым, пригласил в Петербург - его у нас примут как одного из самых любимых писателей. Он дипломатично выдер­жал паузу и, глядя куда-то за мою спину, сказал:

- Да, в Ленинграде я давно уже не был. Теперь живу в Европе, дела, всё не­когда.

Его отвлекли, и разговор наш прервался. Потом мы ещё встречались, но он ни разу не вспомнил о моём приглашении.

А с Давидом Никитичем мы поговорили в театре, перед началом торжества. Я вспомнил нашу поездку на место дуэли Пушкина, вопросы Виктора Конецкого, на которые он тогда не дал ответа, и сам спросил:

- Так всё-таки теперь, когда прошло немало лет после заключения, что вы можете сказать о ГУЛаге? Чем в государстве была вызвана эта неадекватная мера наказания для многих советских людей?

- Прежде всего, недоверием большевиков к собственному народу. Во-вторых, страхом преобразований, которые могут лишить их власти. Они, по сути, пошли против своего народа и даже против самих себя. Скольких они отправили на тот свет, кто был с ними, делал революцию, а затем строил страну!

- Но я уже второй раз слушаю ваши выступления, и у меня не складывается ощущения, что вас переполняет месть к стране, к государству, которое столь же­стоко распорядилось многими годами вашей жизни. Тогда как Солженицын, мне кажется, стал мстителем: Сталину, стране, эпохе...

- Солженицын пишет правду, и в этом его спасение как писателя. Я не задумы­вался над тем, мститель он или нет, наверное, в какой-то степени да. Лично я не собираюсь никому мстить, не до этого. Разобраться бы во всём, вот моя задача.

И сказать такое, чтобы предостеречь всякие новые власти от повторения больше­вистского разгула...

Сейчас, годы спустя, я, наверное, не совсем точно восстанавливаю слова Ку- гультинова, но хорошо помню, что он сдержанно говорил на такую больную для него тему.

Уже тогда Алма-Ата как столица доживала свои последние годы. Все только и говорили о том, что столица будет перенесена далеко на север, на место, где сейчас стоит Целиноград. Для неё пока что не придумано имя, но, без сомнения, оно будет казахское. И Республика не пожалеет никаких средств, чтобы столица стала прекрасным современным городом. Это поможет навечно утвердить за Ка­захстаном его северные территории.

А наш вечер в МСПС... Какой может быть вечер Кугультинова без самого Кугультинова?!

27 апреля. Умер Кирилл Лавров.

Умер Мстислав Ростропович.

Поезд «Москва-Северодвинск» прибыл в Няндому в 10 часов с минутами. На перроне мы увидели мужчину с табличкой в руках: «Литературный фестиваль. Встречаю москвичей». Оказалось, он встречает меня и Сергея Куняева. Сели в ма­шину и полетели в Каргополь.

Поселились в двухэтажном кирпичном здании гостиницы «Каргополочка» - одном из немногих среди деревянных строений широко известного на Руси стиля «баракко». Зато храмы такие величественные, просто загляденье храмы! Почти дюжина их на крошечный городок с населением меньше десяти тысяч. Высокие, белокаменные, они глядятся, будто любуются собой, с низкого берега в Онегу. Когда-то их строили купцы, богатые люди. Строили красиво и качественно, на века.