Крупным планом (Роман-дневник). 2007

А под вечер приехали все наши. Мы встретили их у ворот. У Марии на щеке широкая ссадина - утром грохнулась с велосипеда.

- Болит? - спросил я.

- Да. Не знаю. Не болит, - ответила, не глядя на меня.

- Есть хочешь?

- Да, сейчас пойдём в ресторан и поедим макаронов.

После ужина вышли на детскую площадку. Детей нет, в песочнице горсть пес­ка, синий совок и четыре еловые шишки. Мария принялась играть. Родители и ба­бушка направились к машине, а вслед за ними и мы с Марией.

- Ты ко мне будешь приезжать? - спросил я.

- Да, всегда. Ты живёшь в Переделкине, а я люблю Переделкино.

- За что ты любишь Переделкино?

Ответить не успела. Увидела, что родители открыли дверцы машины, и побе­жала к ним. Бурно прощались.

Я вернулся к себе в номер - солнечно, светло. Вечернее солнце всегда на моей стороне, и это хорошо.

6 мая. Утром позвонил Станислав Куняев, спросил, кто едет в Абхазию? Я назвал Леонида Бородина, Бориса Тарасова, Анатолия Парпару, Глана Онаняна, Виктора Широкова. Он попросил назвать число, когда мы с Гланом вылетаем, - постарается взять билет на тот же рейс. Я напомнил ему, что Абхазия приглашает писателей с жёнами, но Станислав сказал, что его жена сейчас нездорова.

- Захвати, пожалуйста, с собой 3-4 книжки четвёртого номера «Нашего совре­менника» за этот год, - сказал я. - Ко мне с этой просьбой обратился Анатолий Аврутин - ты опубликовал его стихи. Я после Абхазии поеду в Брест, так что от­везу ему. Если хочешь, куплю, чтобы поддержать редакцию.

- Ничего подобного, я подарю.

- Не надо, у меня есть деньги. Если бы не было, тогда...

- Нет, подарю. Может быть, потом ты мне тоже окажешь какую-нибудь услугу.

- Я тебе и без этого окажу, - сказал я. - Мне по душе то, что ты делаешь всю свою жизнь, и я...

- Спасибо, спасибо, всё равно подарю.

Поговорив с Куняевым, позвонил в Петербург, в Пушкинский дом, сожалея, что нет там теперь директора Скатова. И вдруг услышал его голос.

- Николай Николаевич, неужто вернулись?!

- Нет, чуда здесь нет, - сказал он. - Просто изредка прихожу по небольшим делам, когда требуется помочь решить какие-то вопросы.

Поздравили друг друга с наступающим праздником. Я сообщил ему о пригла­шении в Абхазию - нет, он не может поехать, не те силы после двух инфарктов. Я спросил, избран ли новый директор Пушкинского дома.

- Да, Всеволод Евгеньевич Багно, - ответил он.

Более года назад, когда Скатов по состоянию здоровья вынужден был уйти с должности директора Пушкинского дома (ИРЛИ РАН), между собой стали со­перничать Всеволод Багно и Владимир Котельников. При голосовании на вну- триинститутских выборах Багно опередил соперника то ли на два, то ли на три голоса. Но при таком раскладе это не позволяло ему стать директором - слишком небольшой перевес. Ждали решения филологического отделения РАН, но оно тоже ничего не решило. Назначили исполняющим обязанности Юрия Прозорова, но он только кандидат наук, а значит, не может руководить академическим ин­ститутом. Тогда срочно сделали Багно членом-корреспондентом РАН, и он таки возглавил ИРЛИ.

Интересные дела - директором Института русской литературы «Пушкинский дом» становится литературовед-испанист, переводчик с испанского. Конечно, он знает и русскую литературу, но настолько ли, чтобы руководить ИРЛИ?!..

9 мая. День Победы. Наш главный национальный праздник. Один - для всех. А есть только мой, незабываемый...

Июль 44-го, только что освобождён Минск. Ранним утром мы проснулись от страшного грохота и увидели наши танки на Железнодорожной улице, что ря­дом с моим домом. Их было много, они стояли друг за другом - все не сосчитать. Готовились продолжить победный путь на Запад. Танкисты разрешили пацанам постарше взобраться на грозные машины, а меня, самого младшего, один танкист даже подсадил на свой танк. Потом они, рыча и выворачивая камни из мостовой, уползли, я прибежал домой, а мама говорит: «Сынок, у нас большая радость, ос­вободили Минск. А при большой радости нельзя быть одним, надо к людям. Со­бирайся скорей, пойдём к моей родной сестре, а твоей тёте Тоне, на Московскую улицу».

Когда мы пришли, то увидели, что наши танки стоят и здесь. И здесь такие же весёлые танкисты пустили нас, детей, на свои машины. Мы с моим двоюродным братом Женей забрались в танк. Женя, чуть постарше меня, стащил у танкистов перочинный ножик. Когда танки ушли, он радовался необыкновенно - ножик был красивый, с двумя лезвиями, большим и маленьким, и голубыми накладками на колодке. Я растерялся, нужно бы радоваться его радостью - экий хват! А я не радовался. Было не по себе: они освободили нас, пустили на танки и даже в танки, чтобы мы наяву почувствовали силу и свободу, а мы спёрли ножик.