Крупным планом (Роман-дневник). 2007

19 февраля. Салтыкова познакомила меня с Дмитрием Викторовичем Сил- каном - главным редактором каталогов «Знаменитые люди Москвы» и «Женщины Москвы». Он представляет Издательский Дом «Кислер Компани» и его директора Михаила Ивановича Фомичёва. Их заботит состояние современной русской лите­ратуры, и они решили совместно с МСПС учредить литературную премию в пяти номинациях: проза, поэзия, детская литература, публицистика, зарубежная книга русского автора. С вручением денежной премии, Почётного диплома и Золотой медали «За просветительскую деятельность на благо России». Предполагается эту премию вручать ежегодно в день рождения Сергея Владимировича Михалкова. И назвать её решили так, как называется одно из стихотворений Сергея Михал­кова - «Облака».

- Согласны ли вы, Иван Иванович, войти в состав оргкомитета по присужде­нию премии? - спросила Салтыкова.

- Да, с большой радостью.

22 февраля. Канун «Дня защитника Отечества», в который страна чествует нашу Армию и Флот. Ещё совсем недавно - «День Советской (Красной) Армии и Военно-Морского флота». Правильное название. Каждый понимал, кого мы чествуем в этот день. «День защитника Отечества» - не точное название, если иметь в виду только Вооружённые Силы. Разве Отечество защищают одни военные?

На улице - 20-градусный мороз. Солнце, пронизывающий ветер, но не особен­но заметно, чтобы москвичи меняли одежду: всё, как в обычные, не столь холод­ные дни. Многие мужчины и женщины без головных уборов.

Галина сегодня уезжает в Чернигов к брату, Захваткину Евгению Фёдоровичу. Полковник запаса, много лет отдавший службе в Группе советских войск в Герма­нии, тяжело болен, только что из госпиталя - после второго инсульта. В 1969 году он с одиннадцатилетним сыном Геной приезжал к нам в Ленинград. В застольной беседе, после трёх или четырёх рюмок, с гордостью, но без хвастовства, расска­зывал о своей службе в ГДР: «Иван Иванович, вы себе не представляете, какою мощью мы располагаем в Европе. Только в Германии наша группировка состоит из полумиллионной армии, пяти с лишним тысяч танков, а самолётов, ракет и про­чих военных припасов не сосчитать. Одним нажатием пусковой кнопки можно поставить на колени всю Западную Европу. Так что их хвалёное НАТО не пикнет, не успеет». - «А как же насчёт того, что даже худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле?» - «Золотые слова! Только пускай именно НАТО их не забывает. А мы их не забудем уже хотя бы потому, что хорошо помним, во что нам обошлась война».

События предроковых восьмидесятых и роковых девяностых отозвались острой болью в душах многих советских людей, но прежде всего военных. Сот­ни офицеров и даже ряд генералов не выдержали позора и покончили с собой. И хотя лично я считаю такой поступок не чем иным, как дезертирством, вместе с тем понимаю их стыд, боль и обиду, несовместимую с жизнью. Я хорошо помню своё ни с чем не сравнимое унижение, которое я, не военный человек, пережил, наблюдая в дни так называемого путча сытых высокопоставленных государствен­ных деятелей, с экрана телевизора тупо глядевших на меня, фактически отдавая на поругание Страну. Чего они ждали? Что люди бросятся снимать их с горшков? Нет, товарищи бывшие, мы уважаем бойцов даже на ринге и на футбольном поле, уже не говоря о политике. А вы - сдатчики и трусы, которым место там, где вы сейчас находитесь.

Жаль страну, но более всего жаль бывших военных людей, одним из которых является Евгений Фёдорович Захваткин.

Шёл с работы, торопился застать Галину и проводить её на поезд. Успел, хотя она уже выходила из дома. Крепкий мороз, снег под ногами хрустит, «будто заяц капусту грызёт». На Киевском вокзале я пожелал ей счастливого пути. Моя жена едет к брату, а брат неизлечимо болен.

23-25 февраля. Переделкино. Приехал поздно. Принял душ. И тут в холле второго этажа раздались смех, крики, молодые голоса. Прикатила компа­ния, человек пятнадцать. С девушками, с вином, с настольным теннисом. Мама, караул!.. В два часа ночи вышел к ним и, ничего не говоря, приложил палец к гу­бам. До меня уже кто-то выходил, скандалил - не помогло. Потом скажут, что это был композитор Гамаюнов. Наутро он напишет гневное заявление директору Дома и уедет, не дождавшись окончания срока... Но меня почему-то послушали. Или уже и сами собрались расходиться. Половина этих ребят - кавказцы. Один из них заверил меня: «Всё, всё, папаша, заканчиваем, извините».

Кое-как, в полудрёме дождался утра. После пробежки и завтрака перебрался на первый этаж в мой любимый 8-й номер. А компания на втором этаже продолжала бушевать. Ничего не скажешь, славное место она выбрала для своего «активного» отдыха.

В санчасти перед ужином из спортивного интереса померил давление: 130 на 70. Чувствую себя превосходно.