Крупская

Еще накануне похорон, 26 января, открылся II Всесоюзный съезд Советов. Его первое заседание было посвящено памяти вождя. Никто из делегатов и подумать не мог, что увидит на трибуне Крупскую, услышит ее такие проникновенные, такие искренние слова. "Товарищи, за эти дни, когда я стояла у гроба Владимира Ильича, я передумывала всю его жизнь, и вот что я хочу сказать Вам. Сердце его билось горячей любовью ко всем трудящимся, ко всем угнетенным, — тихо говорила Крупская, обращаясь к людям Страны Советов. — Никогда этого он не говорил сам, да и я бы, вероятно, не сказала этого в другую, менее торжественную минуту. Я говорю об этом потому, что это чувство он получил в наследие от русского героического революционного движения",

О том впечатлении, которое произвело на всех выступление Крупской, много лет спустя писал старейший член Компартии, польский революционер Феликс Янович Кон: "Когда я увидел Вас на трибуне II съезда Советов, когда я услышал Ваш призыв высоко держать знамя Ленина, я понял Вашу роль в партии с момента ее основания, понял, какой силой воли надо было обладать, чтобы выполнить этот долг перед партией".

БЕЗ ЛЕНИНА — С ЛЕНИНЫМ

Давно Надежда Константиновна не помнила такой московской зимы: термометр неизменно показывал не меньше 25° мороза, со стороны Москвы-реки дул ледяной ветер, малиновый диск солнца едва проглядывал через серо-белесую мглу. Сегодня она совсем одна. Мария Ильинична на весь день ушла в редакцию, а ей категорически запретила выходить, обещала проверять по телефону. Да и врачи не разрешают работать: опять усилилось сердцебиение. Начались частые головокружения. В квартире тишина, даже телефон молчит: не хотят беспокоить — знают, что плохо ей.

Часы в столовой глухо отбили пять ударов. Тихо прикрыв дверь, она села к столу.

Привычно перевернула календарь — 28 января. Вот уже седьмой день, как перестало биться сердце Ильича. Почти машинально она стала перебирать пачки писем, скопившиеся за эти дни. И вдруг обратила внимание на такой знакомый почерк. Ну да, это от Алексея Максимовича, вот ему надо поскорее ответить, он так любил Владимира Ильича. Она медленно писала, словно беседовала с Горьким: "Дорогой Алексей Максимович, похоронили мы вчера Владимира Ильича. Он был до самой смерти таким, каким и раньше, — человеком громадной воли, владевшим собой, смеявшимся и шутившим еще накануне смерти, нежно заботившимся о других. Например, в воскресенье вечером у Владимира Ильича был глазной врач, проф. Авербах. Уже попрощавшись, он через некоторое время опять пришел посмотреть, кормят ли его. Около газеты, которую мы читали каждый день, у нас шла беседа. Раз он очень взволновался, когда прочитал в газете о том, что Вы больны. Все спрашивал взволнованно: "Что? Что?"

По вечерам я читала ему книги, которые он отбирал из пачек, приходивших из города. Он отобрал Вашу книжку "Мои университеты". Сначала он попросил прочесть ему о Короленко, а потом "Мои университеты".

Наконец-то хлопнула входная дверь, вернулась Мария Ильинична. Они долго еще сидели в этот вечер. Мария Ильинична отогревалась чаем и рассказывала о последних новостях. Вдруг спохватилась: в редакции очень хотят, чтобы Надежда Константиновна два слова написала в "Правду" об увековечении памяти Владимира Ильича, а то их совсем завалили письмами, предлагают самые грандиозные проекты.

Крупская знала, чувствовала, что сможет сказать людям, как хотела бы она увековечить память Ленина.

Утром 30 января вся страна читала:

"Товарищи рабочие и работницы, крестьяне и крестьянки!

Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д. — всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много еще нищеты, неустройства в нашей стране. Хотите почтить имя Владимира Ильича — устраивайте ясли, детские сады, дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и т. д.; и самое главное — давайте во всем проводить в жизнь его заветы".

Дни шли за днями, но боль утраты оставалась такой же острой. Трудно было входить в опустевшую квартиру, садиться за стол, видеть перед собой незанятое место Владимира Ильича. "Без Ленина…" — для нее это понятие не существовало, так как, уйдя из жизни, Владимир Ильич навсегда остался в жизни страны, народа, партии, в ее жизни.