Крупская

Получил сегодня твое письмо, корректуры и деньги. Mersi.

Насчет "съезда" в Швейцарии вообще какая-то проклятая путаница выходит. Кто это (прежде всего) задумал "съезд"? Не мы. Это сочинил, вероятно, Б.Н., которого надо бы посерьезнее пробрать за легкомыслие (поездка по загранице, болтовня с Кореневским о съезде и т. д.); если еще не сделала этого, то, пожалуйста, пробери хорошенько. Я бы думал сам, но тебе, кажется, лучше, а то я уж очень сердит… Постарайся всячески наседать на Л. Гр., чтобы разубедить его: он неясно себе представляет, из кого, для чего и как будет этот "съезд".

Твой…

Корректуры, я считаю, возвращать не надо? N`est ce pas?

А что же статья В.И., разве не набрана?

Пожалуйста, не забудь: в моей аграрной статье есть цитата из Булгакова: т.? с? Так нельзя оставить, и если я не приеду раньше и не увижу еще корректуры, то ты вычеркни не все примечание, а только эти слова: "т. — с. -".[25]

Как-то вечером в начале октября 1902 года раздался стук в дверь, Надежда Константиновна открыла — перед ней стоял Иван Васильевич Бабушкин. Когда он снял шляпу, раздался гомерический хохот Владимира Ильича, смеялась даже всегда сдержанная Елизавета Васильевна — волосы Бабушкина были ярко-малинового цвета. "Это вы в таком виде через всю Европу?" — спросила Крупская. "Меня в целях конспирации после побега из екатеринославской тюрьмы выкрасили каким-то патентованным средством — и вот результат. Сам удивляюсь, как мимо полиции проскочил".

Бабушкин был уже стойкий политический боец, он перевидал массу рабочих организаций, прошел хорошую школу борьбы, обо всем имел свое мнение и умел это мнение отстаивать. О русских делах Иван Васильевич предпочитал говорить только с Владимиром Ильичей. При этом Бабушкин высказывал дельные, меткие замечания, и на него не действовали обычные плехановские шуточки, вроде "ваша маменька еще не была знакома с вашим папенькой, когда я уже был революционером". В ответ на эту шутку, сказанную во время серьезного разговора, Иван Васильевич спокойно спросил: "А как это относится к тому, что я рассказываю?" У Георгия Валентиновича стало такое выражение лица, что Крупская поспешно вышла в другую комнату, чтобы не расхохотаться. Плеханов начал внимательно приглядываться к Бабушкину — такого рабочего он видел впервые. Еще больше вырос Иван Васильевич в глазах Плеханова, когда, придя в коммуну, Георгий Валентинович увидел в "вертепе" идеальный порядок. Вера Ивановна кивнула в сторону Бабушкина: "Его работа". "У русского интеллигента всегда грязь — ему прислуга нужна, а сам он за собой прибрать не умеет", — не без сарказма ответил Иван Васильевич.

К осени 1902 года относится и появление в Лондоне после дерзостного побега из киевской тюрьмы девяти искровцев: Баумана, Крохмаля, Литвинова, Таршиса (Пятницкого) и других.

В ноябре был создан специальный организационный комитет для подготовки съезда, которому "Искра" передала все свои русские связи. Владимир Ильич поручил Надежде Константиновне подготовить и написать доклад организации "Искры" II съезду РСДРП об организаторской работе в России за время с апреля 1901 года по ноябрь 1902 года. Она тотчас же засела за эту трудоемкую работу, но ее пришлось прервать в связи с переездом редакции "Искры" в Женеву, чего требовала группа "Освобождение труда".

Перед самым переездом Владимир Ильич заболел, сказалось огромное нервное и физическое переутомление. В то время Ульяновы были так ограничены в средствах, что им и в голову не пришло обратиться к английскому врачу — слишком это было дорого. И Надежда Константиновна, поставив по медицинским справочникам диагноз (совершенно неверный), стала лечить Владимира Ильича домашними средствами. Он метался от боли, Крупская проклинала европейские поезда, где не было спальных вагонов, ухаживала за мужем, не смыкая глаз.

В Женеве Владимира Ильича осмотрел настоящий доктор из эмигрантов и пришел в ужас от методов самолечения. Владимир Ильич пролежал две недели — у него был тяжелейший приступ нервной болезни — воспаление грудных и спинных нервных окончаний.