Крупская

Революционное движение набирало силу. Из 18 питерских профсоюзов в правлении 14 большинство составляли ленинцы. Росло забастовочное движение. О размахе партийной печати Крупская писала: "Путь Правды" печатался в последнее воскресенье в 29 000 (не хватило), "Сев. Раб. газ." — 15 000. По воскресеньям в "П. Пр" будет теперь вкладной лист. "Шахтер" выходит в среду. Число городских подписчиков — 910, иногородних — 3626. В Москве будет выходить общепрофесс[иональный] еженедельник. По настоянию професс. союзов, вся редакция правдистская, проф. союзы дали ей наказ итти по стопам "Нашего Пути". Вообще рабочая пресса развивается страшно. Спрос громадный. Правдистская линия побеждает все больше и больше"…

Всю страну всколыхнула забастовка бакинских нефтяников в мае 1914 года. Их поддержали в разных городах. Рабочие Путиловского завода организовали 12-тысячный митинг в поддержку Баку. 7 июля в Петербурге бастовало 130 тысяч рабочих. Строились баррикады. Но 19 июля (1 августа) Германия объявила войну России. 21 июля вступила в войну Франция, 22-го — Бельгия и Англия, 24 июля России объявила войну Австро-Венгрия. Началась первая мировая война. В Польше стало неспокойно — тот район, где жили Ульяновы, входил в состав Австро-Венгрии. Закопанские гурали не понимали, с кем и за что война. Ксендзы разжигали шовинизм, ненависть ко всему русскому, и в частности к эмигрантам.

25 июля к Ленину явился жандармский вахмистр с понятыми — делать обыск. Было видно, что он сам не знает, что он должен найти. Поэтому он безо всякого энтузиазма порылся в столах, в шкафу. Взял старый незаряженный браунинг, несколько тетрадей с рукописями. По секрету сообщил, что на Владимира Ильича получен донос. Он обвиняется в шпионаже и должен быть арестован. Но в Поронине нет тюрьмы, нет военных властей, поэтому пусть Владимир Ильич добровольно приходит в 6 часов утра к поезду, и вахмистр отвезет его в Новый Тарг.

В обстановке начавшегося военного психоза арест был очень опасен: в тюрьме могли убить безо всякого суда и следствия. Живший в Поронине Ганецкий тотчас же отправил телеграмму социал-демократическому депутату Мареку. Сам Владимир Ильич послал телеграфный запрос в краковскую полицию, где был зарегистрирован как политэмигрант.

Всю ночь Ленин и Крупская не сомкнули глаз, думали о возможных последствиях ареста, о том, какие шаги нужно предпринять для освобождения. Рассвет еще только начался, когда они вышли из дому. На пути к станции почти не разговаривали. Жандарм уже ждал. Его удивило внешнее спокойствие Ульяновых, отсутствие слез у русской пани. А Надежда Константиновна, проводив глазами поезд, еле дошла до дому.

Ганецкий съездил в Новый Тарг, с трудом добился свидания с императорско-королевским старостой, рассказал, что Ленин — известный человек и арест его будет опротестован. Он добился для Надежды Константиновны разрешения на свидание. Вечером Крупская и Ганецкий вместе писали письмо в Австрию члену Международного бюро, австрийскому депутату социал-демократу Виктору Адлеру. Надежда Константиновна писала: "Уважаемый товарищ! Мой муж, Владимир Ульянов (Ленин) арестован в Поронине (Галиции) по подозрению в шпионаже. Здесь население очень возбуждено и в каждом иностранце видит шпиона. Само собою разумеется, что при обыске ничего не нашли, но тетради с статистическими выписками об аграрном вопросе в Австрии произвели на здешнего жандарма впечатление. Он арестовал моего мужа и препроводил его в Ней-Маркт. Там его допросили, и нелепость всех подозрений сейчас стала очевидной для гражданских властей, но они не хотели взять на себя ответственности освободить его… арест может продолжаться несколько недель. Во время войны не будет времени быстро разобрать это дело. Поэтому очень прошу Вас, уважаемый товарищ, помочь моему мужу. Вы знаете его лично; он был, как Вы знаете, долгое время членом Международного Бюро и хорошо известен Интернационалу. Я попросила бы Вас отправить настоятельную телеграмму прокурору в Ней-Зандец, что хорошо знаете моего мужа, причем можете уверить, что это — недоразумение. Просите также прокурора, в случае, если бумаги уже переданы военным властям, переотправить последним Вашу телеграмму… Я уверена, что Вы и еще другие австрийские товарищи сделают все возможное, чтобы содействовать освобождению моего мужа".

Свидания разрешили. Теперь каждое утро жители Воронина видели, как Надежда Константиновна шла к Шестичасовому поезду. Тревога поднимала ее с постели еще затемно, и она приходила на станцию задолго до прихода поезда. Как-то там, в Новом Тарге? Они с Владимиром Ильичем умели смотреть в лицо правде и понимали всю опасность сложившейся ситуации.