Крушение

А зачем он рожден? Он, Валентин Кравчук? Зачем мать выхаживала его в войну и после войны, зачем покупала криворогую козу с густым духовитым молоком? Почему тогда в армии, когда на учениях взорвался этот шальной снаряд, именно он оказался в замечательной ямке, по склонам которой росла земляника? Он к ней наклонился, к землянике, и остался жив. Почему он не ехал в том автобусе? Ведь автобус тоже ехал в Крюково. Почему оказался сзади, а не там, внутри, как тот мужичок в красном? Почему? Ответ, который он вчера доподлинно знал, сегодня не годился. Сегодня его завертели демоны. Вот и тополек они срубили.

– Так и будем стоять? - спросил Василий. Шоферу не нравился хозяин. Он не любил, когда люди «размокали». Ну, авария… Делов!.. Мужик должен на смерть смотреть спокойно и хладнокровно. Дергаться из-за десятка покойников - себя не беречь. Смерть - дело житейское. Тут война на носу, все говорят - последняя, до «полного абзаца». Так что перевернутый автобус - ерунда. И если человек из-за этого плавится, ему не выжить. Валентин Петрович - кто бы мог подумать? - ведет себя как баба. А еще за границу собирается. Кто его такого туда отпустит? Разочаровал его Валентин Петрович, разочаровал. А тот как почувствовал…

– Ты, Вася, подкинь меня к редакции и свободен. И смени выражение лица - будто тебе груз подменили. Это я. Я!

Но уверенности в этом не было. Ни у Валентина, ни у Василия.

БЭЛА

Она поняла, что звонка не будет. Поняла в кухне, куда пришла, чтоб в четвертый раз заварить себе кофе, потянулась к мельнице и вот в этой позе, на цыпочках, с протянутой рукой, вдруг осознала, что звонка нет не просто так, что у Вали случился, как теперь говорят, прокол, что его не утвердили, а может, и не сочли нужным утверждать, и он мечется сейчас по городу, не зная, как ей это сказать… Застонало сердце от этого невидимого ей кружения по городу, от его растерянности перед нею. К Наталье он бы поехал… Ей бы он сказал…

И тут раздался телефонный звонок.

Она перехватила трубку как-то неловко, наискосок и так же неловко прокричала «алло!» куда-то в запутавшийся шнур.

– Мама, это я! - услышала тоненький и прерывистый голос дочери. И хоть сомнений в том, что это именно Катя, не существовало, она глупо, бестолково переспросила:

– Катя, это ты?

– Ну? - раздраженно ответила дочь. Катя никогда ей не звонила.

Бэла всегда звонила сама. И долго вслушивалась в свою бывшую квартиру. Сначала в бабушкино скрипучее «Вас слушают» - к телефону подходила обычно она, - потом в долгое шарканье по коридору и отдаленное «Это она»; потом, ей казалось, она видит, как они все вздрагивают, как по команде, подбородки вверх, и в глазах возникает недоумение: «Неужели она все еще существует в природе? Неужели все еще жива?» Это непонимание долго будет оставаться на лицах, пока что-то естественное и нормальное, с их точки зрения, не вернет им привычное состояние. Например, любимая передача «В мире животных». Какая-нибудь африканская каракатица в цвете и оттенках освободит от наваждения - звонка Бэлы, - и они почувствуют себя прочно, покойно и счастливо. А пока они еще сидят с торчащими вверх подбородками, ее дочь доходит до телефона и вежливо дает согласие прийти к ней на свидание на Чистые пруды или на Патриаршие или куда-нибудь на берег Москвы-реки. Они гуляют всегда возле воды, Катя любит смотреть на воду… Может, это она просто придумала, освобождая таким образом себя от необходимости смотреть на мать? Смотри на воду, я буду смотреть на тебя. Это даже лучше, что не глаза в глаза.

Так вот, звонила Катя, и это было первый раз в жизни.

– Слушай, - сказала она матери, - мне нужны билеты на «Юнону и Авось»… На весь класс… Мне дали такое общественное поручение… Иначе меня в комсомол не примут. Сделаешь?

– Подожди… - Бэла взяла трубку как надо и села на табуретку.

Где-то там дышала ее дочь. Она приложила трубку к уху, но ничего не услышала. Дочь дышала, тихо.

– Алло! - сказала Бэла. - Ты тут?

– Ну? - ответила Катя. - Так сделаешь?

– А при чем тут комсомол? - начала Бэла с конца.

– Я же говорю! Мне дали поручение. Я культсектор. А все, как один, хотят на «Юнону»… Я уже заполнила анкету, и у меня мало времени… Ты говори сразу, сделаешь?

– Попробую, - ответила Бэла. - Я сама еще не видела, но там, говорят, конная милиция, когда идет этот спектакль…

– Это валютный спектакль, - объяснила ей, как дуре, Катя. - Иначе я к тебе не обратилась бы.

Она сказала «не обратилась бы» как нечто само собой разумеющееся, а потому и не могущее быть обидным.

– Ты преувеличиваешь мои силы, - невесело сказала Бэла и тут же заторопилась: - Я не отказываюсь… Нет… Я попробую… Сколько надо билетов? Двадцать? Тридцать?

– Тридцать пять, - ответила Катя. - Классная тоже хочет пойти и литераторша.

– Ладно, - сказала Бэла. - Как ты живешь? Я по тебе соскучилась…

– Нормально… Все, мама, все… Извини, мне некогда… Я из автомата… Когда тебе позвонить?

– Я сама позвоню…

– Нет! - закричала Катя. - Не звони! Они не знают, что я тебя прошу… Пока, мама…