Крушение

Джеймс с удивлением посмотрел на меня, когда я выскочила в гостиную.

– Ты где была, черт тебя дери? Я был наверху, но не обнаружил тебя там.

– На чердаке, – я стерла воображаемую пыль со щеки (в шкафу у Маргарет было не чище, чем на чердаке, надо сказать). – Я вспомнила, что твоя мама хранила там твои детские вещички, хотела на них взглянуть.

– Ты что хотела?

– Прости, – я прижала руку к пока не округлившемуся животу, – я лишь хотела подобрать что-то для малыша. Подумала, что смогу что-то сама перешить из старого. А комнату для шитья мы можем превратить в детскую. По-моему, будет здорово.

– Но… – лицо Джеймса стало почти нормальным, ушел бешеный румянец гнева, и челюсть перестала дрожать от ярости. – Но я не заметил, чтобы ты выдвинула лестницу, да и люк на чердак был закрыт.

– Я его и закрыла, – сказала я, все еще придерживая живот. – Не хотела рисковать, мало ли, споткнусь и упаду. Вдруг это повредит ребенку.

От таких идиотских разговоров я чувствовала себя совершенно больной, словно мы – я и Джеймс – участвуем в безумном спектакле, разыгрывая перед невидимым зрителем сцены из счастливой семейной жизни, переливающейся всеми цветами радуги. Будущий ребенок станет ахиллесовой пятой Джеймса.

Джеймс смотрел на меня не дольше секунды, переводя взгляд с моего лица на мой живот, а потом опять на мое лицо. Он понимал, что я вру, но хотел мне поверить.

– Больше так не делай, – он махнул мне рукой, чтобы я ушла, – чердак – не твоего ума дело, что там – тебя не касается. Если ребенку что-то понадобится, я ему все достану.

– Ладно, – я чувствовала, как ключ упирается мне в лодыжку, стоило мне сделать шаг. – Я пойду приготовлю чай, хорошо? На ужин у нас индейка.

Я сбежала на следующий день.

Посмотрев из окна (в щель занавески), как Джеймс уезжает на работу, как он пересек дорогу и встал на автобусной остановке, я решилась. Когда он бросил мимолетный взгляд на дом, внутри меня что-то оборвалось от ужаса, но он быстро отвернулся. Он меня не заметил. Ровно через тринадцать секунд он сел в автобус номер 13 и уехал. Навсегда.