Крушение

Эта история произошла почти двадцать лет назад. Мальчишками они играли на пустыре босиком в футбол. Неожиданно он с размаха ударился пальцем ноги о торчащий камень. Было невыносимо больно, из пальца текла кровь. Вокруг столпились мальчишки. Кто смеялся, кто нетерпеливо звал приятелей продолжать игру. И вдруг, всех отстранив, появилась дочь директора школы Нина, первоклассница. В новеньком платьице в горошек, с голубым шелковым бантом на голове, в красных носочках и лосевых тапочках, она склонилась к его ноге, затем вытащила ослепительно белый носовой платочек и завязала им его грязный, с длинным ногтем окровавленный палец. Он был потрясен, он буквально онемел и готов был сию же секунду умереть от смущения и восторга. Дочь самого директора, и такой платочек для его ноги!

— Вставай, мальчик, — сказала она певучим, как скрипка, голосом. — Я отведу тебя в больницу.

И он послушно встал и, прихрамывая, пошел за ней. С тех пор он ее не встречал, вскоре Соснины переехали в другой город. Но запомнил эту девочку на всю жизнь. И вот он ее встретил в доме офицеров на концерте артистов архангельской филармонии. Конферансье объявил: «Выступает певица Нина Соснина!» Когда он подошел после концерта, она не узнала его. И про случай с пальцем тоже не вспомнила. Но месяц спустя они поженились и он, Шабанов, усыновил ее шестилетнего сына Лешку. С Лешкой они быстро подружились. Он круглолиц, узкоглаз, не по годам рассудителен. Недавно ему делали небольшую операцию и он лежал в больнице. Вечером к нему подошла и села на кровать дежурная сестра.

— А вы знаете, что женщина не должна садиться на кровать к мужчине? — сказал Лешка.

— С чего ты взял?

— Мне папа сказал.

«Эх, Лешка, Лешка, когда мы теперь с тобой увидимся?» — подумал Шабанов, улыбаясь.

Он повернулся на бок, закрыл глаза. Подумал: «Надо хоть часок вздремнуть». Но перед глазами внезапно возник отец. Школьный учитель рисования, добряк и мечтатель, он всю жизнь бредил морем. При слове «палуба», «мачта», «иллюминатор» у отца замирало сердце. Умер он незадолго до войны, так и не увидев моря, ни разу не ступив на палубу белого океанского лайнера. А он, его сын, и не помышлявший о море, стал подводником. «Как часто в жизни возникает двоесудьбие, — размышлял Шабанов. — Будто разыгрывается не тот спектакль, который хотелось бы видеть…»

Внезапно из переговорной трубы, выведенной прямо над его головой, раздался голос вахтенного центрального поста:

— Товарищ командир, просьба наверх!

Это только такая уставная вежливая форма «Просьба наверх!» А на самом деле она означает: «Бегом наверх, товарищ командир!» Шабанов вскочил с койки, на ходу схватил шапку, подтянувшись на руках, одним прыжком оказался в центральном посту. Оттуда по трапу — в рубку и по второму трапу еще выше — на мостик.

— Где? — спросил он, задохнувшись от бега.

Далеко, кабельтовых в восьмидесяти, был замечен в бинокль дым одиночного судна. Кораблей охранения видно не было.

— Все вниз! Срочное погружение!

Минут тридцать лодка шла на пересечение курса идущего восьмиузловым ходом транспорта.

— Подвсплыви под перископ! — приказал Шабанов стоявшему на горизонтальных рулях боцману.

Перископ мягко пошел вверх. Теперь в его окулярах вражеский транспорт был виден отчетливо. Тяжелогруженый, водоизмещением тысячи в четыре тонн он сидел ниже ватерлинии, и из его широкой трубы валил густой дым. Шел он без зигзага, прижимаясь к берегу, охраняемый тральщиком и тремя катерами.

— Ишь прет, проститутка толстопузая, — весело сказал командир. Умение изысканно выражаться никогда не было его сильной чертой. — Будто и войны нет. Как думаешь, старпом, хватит для нахала пары торпед?

— Вполне, товарищ командир.

— Я тоже так считаю. Носовые, товсь!

С момента обнаружения транспорта Шабанова не оставляло радостное возбуждение. «Наконец-то, — думал он. — Еще ни разу его лодка не возвращалась из похода без победного салюта. Пускай командир береговой базы готовит поросенка».

Когда до транспорта оставалось кабельтовых десять и его громада заполнила окуляр перископа, он скомандовал:

— Пли!

Облегченная лодка рванулась кверху, палуба слегка ударила по ногам. Торпеды вышли с интервалом в шесть секунд. На лодке все замерли, ожидая, взорвутся ли они или пройдут мимо. Невыносимо медленно тянется время. Командир не сводит глаз с секундомера. А за бортом тихий звон. Он мешает прислушиваться. Это вибрируют на малом ходу надстройки. И вдруг явственно донесся раскатистый гром, а через несколько секунд второй. На мгновенье подняли перископ. Командир успел увидеть, как объятый пламенем транспорт кренится на правый борт. Одна торпеда попала прямо под мостик, вторая в корму.

— Ныряй на семьдесят метров! — приказал Шабанов боцману.