Крушение

Любимой неслужебной темой старшего офицера были разговоры о политике и об Иване. Об Иване он рассказывал всякие ужасы. Больхену они казались наивными и сильно напоминали обычное пропагандистское вранье. Старзински был болтлив, но умен и хитер. Если вслушиваться в его рассуждения, то всегда становилось интересно. В штабе не ошиблись, прислав именно его. Старзински много знал о льдах, течениях, фауне и флоре этих мест, любил читать, весьма прилично был знаком с русской историей. Но слушать его постоянные споры с Бугой на политические темы — было для Больхена невыносимо.

— Прошу господ офицеров прекратить посторонние разговоры на мостике и заниматься своими служебными обязанностями! — резко оборвал спор Больхен.

Офицеры послушно замолчали.

Больхен посмотрел в бинокль. «Сибиряков» горел. Он резко сбавил ход, снова поставил дымовую завесу. Идя зигзагом, он упорно пытался достичь спасительного острова и выброситься там на берег.

ПОГИБАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ

Прекрасен воитель, не жизнью своей дорожащий, А честью: его украшенье — бесстрашье.

Тирукурал

Доблесть не умирает с героем, а переживает его.

Эврипид

Уполномоченный Государственного Комитета Обороны на Севере прославленный полярник Иван Дмитриевич Папанин в ладно сидевшей на его невысокой полной фигуре морской тужурке с нашивками контр-адмирала стоял у окна своего кабинета в Архангельске. Он ждал вызванного на прием капитана ледокольного парохода «Сибиряков» старшего лейтенанта Качараву. Тот явился минута в минуту.

— Садись, Анатолий Алексеевич, — сказал Папанин. — И слушай приказ. Пойдешь на остров Тыртов, затем на остров Русский. Выгрузишь там людей, оборудование и продовольствие. Будем открывать новые полярные станции. Затем следуешь на мыс Правды и остров Уединения, где сменишь зимовщиков. И обратно на Диксон. Там станешь ждать дальнейших распоряжений. На всю операцию даю тебе… — Папанин на минуту задумался, подсчитывая, — три недели.

Сидевший до этого молча Качарава, услышав о трех неделях, запротестовал.

— Чем недоволен? Мало времени даю? Так ведь война. Везде нужно спешить. — Иван Дмитриевич встал, подошел к Качараве, потрепал его по волосам. — Мы ведь именно тебе, Толя, поручили это важное дело. Помним о заслугах «Сибирякова». И как тюленей промышлял в тяжелые годы, снабжая людей мясом и жиром. И как хлеб из Сибири в голодную Россию возил. И как первым под парусами прошел Северным путем. Все помним. — Папанин вздохнул, потом продолжал: — И о твоих заслугах не забыли. Парень ты молодой, боевой и капитанствуешь хорошо. Перебрали многих и решили остановиться на тебе. Так что не возражать и кривиться, а радоваться надо, гордиться доверием.

— Сэрдэчно благодарю — гордиться. А чэм тут гордиться? — нервно, с легким грузинским акцентом повторил Качарава. — Идет война. Люди сражаются, гибнут. А мы… Раньше хоть десанты высаживали и то команда чувствовала, что занимается настоящим делом. А сейчас и вовсе в извозчиков превратились.

Папанин недовольно хмыкнул, быстро заходил по кабинету, затем с силой хлопнул ладонью по столу:

— Надоели вы мне все вот так! — он выразительно показал себе на шею. — У меня и без вас голова пухнет. Кадров нет. Скоро плавать будет некому. На курсах плавсостава двадцать матросов учатся, из них восемнадцать баб. Из двух десятков машинистов — семнадцать в юбках. А тут, кто ни придет из капитанов, одни и те же глупые разговоры. Что ж по-твоему, дурья твоя башка, Великий Северный путь теперь и отношения к фронту не имеет? Будто газет не читаешь, обстановку не понимаешь? Не ожидал от тебя таких разговоров, Анатолий.

— Все ясно, товарищ адмирал. — Качарава встал, по-военному вытянулся. — Газэты, действительно, в море читаем нерэгулярно, так как не получаем. Но радио слушаем.

— Вот так-то лучше, — улыбнулся Папанин. — Если уразумел — значит хорошо. Запомни сам и людям объясни еще раз — мы большое и наиважнейшее дело делаем. Почему, спрашивается, немцы в этом году здесь активничать стали? Хотят побольше наших сил отвлечь с сухопутных и морских фронтов, нарушить снабжение. Поэтому нам и приходится укреплять оборону, пушечки устанавливать в опасных местах, новые полярные станции открывать. Понял? А сейчас, браток, иди и не задерживайся. Желаю успеха.