Крушение империи (СИ)

В оставшимся сейчас лишь в моей памяти будущем множество людей с огромной ностальгией вспоминало «самую вкусную в мире колбасу», «настоящие фрукты», «самое вкусное мороженное» из своего, прошедшего в СССР детства. Да что там говорить — я и сам частенько этим грешил. Все мы склонны идеализировать детство и молодость… Но вот здесь и сейчас миллионы живущих в стране людей были свято уверены в том, что советские продукты — ужасная отрава. На кухнях, в магазинных очередях, в гаражах и в электричках люди пересказывали друг другу страшилки о крысиных хвостах, которые вот прям только вчера как обнаружили сват, брат, сослуживец, мама друга в только что купленном в гастрономе куске «Любительской» колбасы. О том, что на колбасных заводах в фарш сплошь и рядом вываливают перемолотые копыта, свиные шкуры прям со щетиной, дохлых котов и, как венец — туалетную бумагу рулонами! Откуда взялась подобная идея — мне было совершенно непонятно. Ладно бы туалетную бумагу некуда было девать, и потому ее требовалось как-то утилизировать хотя бы и подобным идиотским образом — так нет, она постоянно пребывала в статусе жуткого дефицита! И стоило ей хоть где-то появится на прилавке — как за ней тут же выстраивались огромные очереди. Ну и зачем в таком случае добавлять ее в колбасу?! Да появись она на колбасных заводах — сами сотрудники мгновенно растащили бы ее по домам! Но нет — люди были твердо убеждены что в колбасу добавляют туалетную бумагу… Еще были популярны истории о бедных соседских котиках, откинувших лапы сразу же после того, как они заглотнули ломтик свежей «Докторской». Или о куске вонючей целлюлозы, оставшейся на сковородке после того, как некий знакомый попытался пожарить себе омлет с колбасой и слегка не уследил за временем… После чего следовал категоричный вывод, что вкусной и безопасной может быть только импортная колбаса. Причем, лучше всего не давно известные финский сервелат или венгерское салями, а что-то ну прям совсем-совсем импортное. Из «настоящей» заграницы. То есть какое-нибудь датское там, или французское… Ну а в отношении овощей и фруктов основной страшилкой были те самые нитраты. Согласно глубокому убеждению «продвинутой» части советского народа, глубоко уверенной в том, что «власти всегда врут», все отечественные овощи и фрукты были переполнены этими ужасными соединениями просто до предела. И единственным спасением от отказа почек, печени и селезенки с кишечником, вследствие неминуемого отравления этими самыми нитратами, было либо самостоятельное выращивание на личных огородах чистой, «безнитратной» продукции, либо все тот же благословенный импорт. Народ рыскал по магазинам и бился в агонии за польский картофель, датскую свеклу, голландский лук, переплачивая не то что втридорога, а чуть ли не вдесятеро, но упрямо покупал «импортное», напрочь воротя нос от чего бы то ни было советского. Ну, конечно, те, кто мог себе это позволить. Остальные жрали «нитратное», наливаясь ненавистью к травящим их «коммунистам»…

— Ну-ну, на жену-то не наговаривай! Она у тебя умница, — добродушно пожурила меня хозяйка квартиры, после чего налила мне солидную, не менее чем четырехсотграммовую чашку и подвинула блюдце с нарезанным лимоном и вазочку с вареньем. Серафима Исааковна же все это время сверлила меня напряженным взглядом. Ну а я демонстрировал полную безмятежность. Нет, не потому, что мне было все равно. Внутри я вполне себе не хило мандражировал. Просто, чем большую заинтересованность я покажу — тем более сложными будут переговоры. Впрочем, совсем уж сильно я не нервничал. Квартира заместителя наркома авиапромышленности, конечно, интересный вариант, но вокруг Москва и интересных вариантов в ней много. А «сеть» раскинута. Так что не выгорит сейчас — выгорит позже.

— Так вот, я ей рассказала твою идею, и она ее заинтересовала.

— Вот как? Очень рад, — благожелательно кивнул я и перевел заинтересованный взгляд на Серафиму Исааковну. Она же продолжала молча сверлить меня взглядом. За столом повисла напряженная тишина, которая явно не понравилась Маргарите Львовне.

— Рома, ты можешь сам рассказать Симочке о твоем предложении?

— С удовольствием, — я улыбнулся. — Но только после того, как я услышу что она может предложить мне. Извините, Маргарита Львовна, но ваша подруга хотя бы в общих чертах уже в курсе моих предложений — вы же ей о них рассказали. И они ей интересны. Иначе бы вы меня не позвали. А вот я пока ничего не знаю…

Серафима Исааковна нахмурилась и брюзгливо поджала губы. И Маргарита Львовна слегка взволновалась. Судя по всему, она искренне хотела помочь и нам, и подруге, а тут мы, непонятно почему, друг другу не понравились…

— Симочка, ты не против, если я расскажу Роме о твоей квартире?

— Будь любезна, Марго, — я впервые услышал голос Серафимы Исааковны. Голосок был еще тот — скрипучий и раздраженный.