Крушение «Красной империи»

В администрации США быстро поняли, что из гибели «Боинга» можно извлечь политическую выгоду и дискредитировать Советский Союз перед всей мировой общественностью. Американцы первыми обнародовали радиопереговоры Осиповича с командным пунктом. При переводе на английский язык они пошли на выгодные им сокращения и неточности. В Кремле, вместо того чтобы обнародовать полный текст переговоров с качественным переводом, пошли на примитивный подлог. Наверху кому-то не понравились слова Осиповича о том, что он видел аэронавигационные огни «Боинга», опознавательную «мигалку». Поэтому решили подстраховаться и перед отправкой маршалу Огаркову пленки с записью радиопереговоров Осиповича с КП ее в Хабаровске… переделали. Летчика заставили говорить под шум электробритвы, что он не видит горящей мигалки. Мелкая и бессмысленная ложь. Американцы сразу же разоблачили ее. И в глазах зарубежной общественности советские руководители в очередной раз выглядели лгунами и фальсификаторами.

2 сентября Политбюро собралось на свое заседание. Его вел из-за обострявшейся тяжелой болезни Андропова Константин Черненко. Приведем некоторые фрагменты протокольной записи, чтобы понять ход мыслей кремлевских небожителей. Министр обороны Дмитрий Устинов в начале заседания пытался оправдать действия своих подчиненных: «Могу заверить Политбюро, что наши летчики действовали в полном соответствии с требованиями военного долга… Наши действия были абсолютно правильными, поскольку южнокорейский самолет американского производства углубился на нашу территорию до 500 километров. Отличить этот самолет по контурам от разведывательного самолета чрезвычайно трудно. У советских военных летчиков есть запрет стрелять по пассажирским самолетам. Но в данном случае их действия были вполне оправданы, потому что самолету в соответствии с международными правилами неоднократно давались указания пойти на посадку на наш аэродром».

Секретарь ЦК по сельскому хозяйству Михаил Горбачев со «знанием дела» добавляет: «Самолет долго находился над нашей территорией. Если он сбился с курса, американцы могли поставить нас в известность, но они этого не сделали».

Поддержанный Горбачевым глава военного ведомства продолжает: «Наши летчики давали им многочисленные предупреждения и над Камчаткой, и над Сахалином. Самолет шел без предупредительных огней(в действительности аэронавигационные огни горели, и Осипович докладывал о них на КП. — Авт.). В окнах самолета света не было. Были произведены предупредительные выстрелы трассирующими снарядами, что предусмотрено международными правилами(на самом деле укладка снарядов, как рассказал генерал Анатолий Корнуков, была такая: 30 процентов — бронебойные, 70 — осколочно-фугасные. — Авт.). Затем летчик сообщил на землю, что самолет боевой и его надо поразить (!). Мое мнение состоит в том, что нам надо в этой ситуации дать необходимые сообщения в нашей печати. Но дрогнуть нам нельзя».

Как видим, Устинов вольно или невольно вводит в заблуждение своих соратников по Политбюро: то ли стремясь по старой цэковской привычке снять с себя ответственность, то ли сам введенный в заблуждение своими подчиненными.

Члены Политбюро продолжают обмен мнениями. Председатель Совета Министров СССР Николай Тихонов: «Мне непонятно, на что рассчитывал сеульский летчик. Он же понимал, что идет на верную смерть. Он ведь видел и сигналы наших самолетов, и их требования приземлиться. На мой взгляд, это продуманная, сознательная провокация, рассчитанная на осложнение и обострение международной обстановки».