Читаем Крушение мировой революции. Брестский мир полностью

19 декабря четыре левоэсеровских комиссара — Коле-гаев, Карелин, Штейнберг и Трутовский — обратились в Совнарком письменно с просьбой рассмотреть все неясности, касающиеся Учредительного собрания, на ближайшем заседании[66]. Просьба была удовлетворена. 20 декабря Совнарком, не связывая себе руки в деле разгона Собрания, постановил открыть его 5 января 1918 г.[67] Вечером следующего дня, выступая на съезде железнодорожников, Спиридонова указала отнюдь не сочувствующему ей в этом вопросе залу, что Собрание «с подтасованным составом и, в частности, его правая часть может стать на пути развития социальной революции». «Революция перед этими препятствиями не остановится»[68], — заключила Спиридонова, дав понять, что следует ожидать разгона.

22 декабря постановление о созыве Собрания большинством голосов при двух воздержавшихся утвердил ВЦИК. Одновременно с созывом Учредительного собрания большевики и левые эсеры назначили на 8 января Третий Всероссийский съезд Советов, а на 12 января — Третий Всероссийский съезд крестьянских депутатов (Чрезвычайный съезд крестьянских депутатов и представителей земельных комитетов)[69]. Съезды Советов созывались в противовес Учредительному собранию, что открыто признал Зиновьев[70]. Он предупредил, что Собрание будет разогнано, если станет «препятствием для осуществления воли трудового народа», но опроверг слухи о запланированном разгоне[71].

Большинство левых эсеров считало, что Собрание должно быть открыто и не может быть разогнано до начала работы. Левые эсеры высказались также против ареста правой части. На совещании фракции ПЛСР они вынесли в отношении Собрания менее резкую, чем большевики, резолюцию. Меньшинство левоэсеровской фракции, впрочем, на самом заседании ВЦИК проголосовало за резолюцию большевиков[72], зачитанную Зиновьевым: ВЦИК «считает необходимым всей организационной силой Советов поддержать левую половину» Собрания против его правой половины[73]. На следующий день Свердлов разослал от имени ВЦИК всем Советам, а также армейским и фронтовым комитетам телеграммы о созыве Третьего съезда и Чрезвычайного крестьянского съезда. В телеграммах указывалось, что лозунгу «Вся власть Учредительному собранию!» Советы должны противопоставить лозунг «Власть Советам, закрепление Советской республики»[74].

В рамках подготовки к разгону Собрания в Петрограде 23 декабря было введено военное положение[75]. Непосредственная власть в городе перешла к Чрезвычайному военному штабу, как бы заменившему собой Чрезвычайную комиссию по охране Петрограда. В состав штаба вошли Н. И. Подвойский, К. С. Еремеев, Г. И. Благонравов, Урицкий, Свердлов, Прошьян, В. Д. Бонч-Бруевич, К. А. Мехоношин, К. К. Юренев. В тесном контакте со штабом находились некоторые большевистские «военные работники», такие как Крыленко и Дыбенко[76]. Петроград был разбит на несколько участков. Урицкого назначили комендантом Таврического дворца, где должно было заседать собрание. Начальником Петропавловской крепости оставался Благо-нравов; Еремеев командовал войсками Петроградского округа. Комендантом Смольного и прилегающих к нему районов назначался Бонч-Бруевич. На нем лежала обязанность не пропустить к Смольному и Таврическому дворцу поддерживающих Учредительное собрание демонстрантов.

Вечером 3 января ВЦИК, Петросовет и Чрезвычайная комиссия по охране Петрограда предупредили население, что «всякая попытка проникновения [...] в район Таврического дворца и Смольного, начиная с 5 января, будет энергично остановлена военной силой». Комиссия предлагала населению не участвовать в демонстрациях, митингах и уличных собраниях, «чтобы случайно не пострадать, если будет необходимо применить вооруженную силу»[77]. А на запросы о том, что будет делать советское правительство в случае возникновения антисоветских демонстраций, Бонч-Бруевич ответил: «Сначала уговаривать, потом расстреливать»[78]. Примерно то же предусматривала формальная инструкция по разгону манифестантов: «В случае неисполнения приказа обезоруживать и арестовывать. На вооруженное сопротивление отвечать беспощадным вооруженным отпором»[79].

Правительство запретило назначенное на этот день собрание гарнизонных представителей и закрыло газету «Солдатская шинель»[80]. Кроме того, ВЦИК объявил, что всякая попытка со стороны какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет считаться контрреволюционным деянием и подавляться всеми имеющимися в распоряжении советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы[81].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука