Крушение мировой революции. Брестский мир

Результатом встречи Троцкого с Локкартом и Робинсом стала нота советского правительства от 5 марта к державам Антанты[15]. Робине утверждает, что нота эта была одобрена Лениным и передана в США с его согласия[16]. Очевидно, что это не так. По крайней мере, не Ленин был ее автором, из чего следует, что он не был ее инициатором (в противном случае Ленину поручили бы написать проект, и текст ноты был бы включен в его собрание сочинений). В «Документах внешней политики СССР» нота эта дана в переводе с английского по вышедшей в 1920 г. в США книге. На русском языке текста ноты не существовало; составлена она была сразу на английском, вероятно, во время встречи Троцкого с представителями союзников 5 марта. Можно поэтому предположить, что нота могла быть послана вопреки воле Ленина. Содержание ноты противоречило всему тому, к чему он так страстно стремился: нота санкционировала замену германской оккупации антантовской и давала план взаимодействия Советов и Антанты в случае отказа съездов ратифицировать мир.

На Локкарта нота произвела ошеломляющее впечатление. «Уполномочьте меня информировать Ленина, что вопрос о японской интервенции урегулирован [...], что мы готовы поддержать большевиков постольку, поскольку они будут противостоять Германии, что мы склоняемся к его условиям как к лучшему варианту, при котором эта помощь может быть оказана, — писал он в донесении в Лондон 5 марта. — Платой за это будет большая вероятность того, что [Германии ] будет объявлена война»[17]. Неанглийское правительство на донесение Локкарта реагировало сдержанно и не сочло возможным отвечать на советскую ноту. Французы тоже молчали[18].

* * *

Ленин всегда ясно видел взаимосвязь мелочей в революции и готов был драться за каждое ее мгновение. Видимо, это и отличало его от Троцкого, извечно стремившегося к недостигаемому горизонту и не ставившего перед собой цели, дня. Такой целью для Ленина в марте 1918 года была ратификация Брестского договора на предстоящем Седьмом партийном съезде. К этому времени большевистская партия фактически раскололась на две. Самым ярким проявлением этого раскола стало издание левыми коммунистами собственной газеты «Коммунист», начавшей выходить 5 марта под редакцией Бухарина, Радека и Урицкого как орган Петербургского комитета и Петербургского окружного комитета РСДРП(б). Ленин пробовал противостоять левым, в основном через «Правду». Так, перед открытием съезда, 6 марта, он опубликовал статью «Серьезный урок и серьезная ответственность», не казавшуюся убедительной. Основная ее мысль сводилась к тому, что «с 3 марта, когда в 1 час дня прекращены были германцами военные действия, и до 5 марта 7 час. вечера», когда Ленин писал статью, советская власть имеет передышку, которой она уже с успехом воспользовалась[19]. Такой аргумент мог вызвать только улыбку. Говорить о прекращении военных действий со стороны Германии было преждевременно. Кроме того, было очевидно, что за два дня никаких мероприятий по охране государства провести нельзя.

6 марта в 8.45 вечера, вскоре после объединенного заседания президиума ВЦИК и СНК, на котором с отчетом мирной делегации выступил Сокольников, Седьмой экстренный съезд партии, созванный специально для ратификации мирного договора с Германией, открылся в Таврическом дворце. Съезд не был представительным. В его выборах могли принять участие только члены партии, состоявшие в ней более трех месяцев[20], т. е. вступившие в РСДРП(б) до Октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало. Даже 5 марта не было ясно, откроется съезд или нет, будет ли он правомочным. Свердлов на предварительном совещании признал, что «это конференция, совещание, но не съезд»[21]. И поскольку такой съезд никак нельзя было назвать «очередным», он получил титул «экстренного».