Крушение надежд

— То что для вас, европейцев, кажется обычной ерундой, для нас в Советской России — чудо. Мне уже за шестьдесят, а я еще никогда не имел таких хороших костюмов. Вот скоро мы пойдем с тобой на концерт в консерваторию, в этом новом костюме я буду впервые выглядеть джентльменом. Мы тебя приглашаем на первое исполнение симфонии Шостаковича «Бабий Яр». Ты слышала об этом ужасном месте, где гитлеровские фашисты расстреляли тысячи евреев?

— О, да, я знаю, у нас много писали об этом злодеянии.

— А вот у нас до сих пор почти ничего не писали.

58. Симфония Шостаковича «Бабий Яр»

Директор Большого зала Московской консерватории Векслер все дни перед премьерой Тринадцатой симфонии Шостаковича «Бабий Яр» был на телефоне: звонили знакомые, звонили известные музыканты, певцы, писатели, ученые — все просили дать контрамарки или продать билеты. Павел, старый знакомый Векслера, тоже позвонил:

— Марк Борисович, я как всегда с просьбой устроить нам билетики на симфонию Шостаковича.

— Для вас лучшие места в директорской ложе номер шесть.

— Марк Борисович, вы уж извините, но к Маше приехала ее сестра из Бельгии, большая любительница музыки. Нельзя ли и ее?..

— Конечно, о чем вы говорите. Пропуск на три лица, приходите прямо ко мне в кабинет, у меня и пальто снимите.

* * *

Осенью 1961 года исполнилось двадцать лет со дня расстрела киевских евреев в Бабьем Яру. Официальных упоминаний об этой трагической годовщине не было, но память о ней жила в сердцах людей, и многие киевские евреи молча собрались к месту огромной братской могилы: 29 и 30 сентября 1941 года здесь расстреляли 33 771 еврея — стариков, женщин и детей, почти все еврейское население Киева. Но ни памятника, ни мемориальной доски на этом месте установлено не было.

В 1959 году местные власти пытались даже застроить территорию Бабьего Яра, но писатель Виктор Некрасов выступил с громким призывом построить мемориал, а не допустить издевательства над памятью погибших. Застройку остановили, но мемориал так и не возвели. За несколько дней до двадцатой годовщины расстрела, 19 сентября 1961 года, в «Литературной газете» было напечатано стихотворение Евгения Евтушенко «Бабий Яр». Евреи читали его с восторгом — наконец-то напечатали правду. Но редактор газеты Виктор Косолапов был готов к тому, что его снимут с работы за такую вольность.

Студент биолого-почвенного факультета Московского университета Владимир Буковский вместе с Юрием Галансковым, Эдуардом Кузнецовым и другими организовывал регулярные собрания молодежи у памятника Маяковскому, на «Маяковке». Неподалеку стояли неподвижные и как бы безразличные фигуры, все понимали, что это агенты, и потому, завидев их, большинство расходилось.

На «Маяковке» громко читали новое стихотворение. Оно начиналось словами, звучавшими, как обвинение:

Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу…
………………………………
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок…
………………………………
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!

Переодетые агенты с помощью милиции разгоняли слушателей от памятника:

— Расходись! Не положено!

Ребят арестовали.

На квартирах у них сделали обыск, у Буковского нашли его сочинение о необходимости демократизации комсомола и сразу квалифицировали как «тезисы о развале комсомола». Судить Буковского пока не стали, но из университета исключили сразу.

* * *

Стихи Евтушенко постучались в сердце знаменитого композитора Дмитрия Шостаковича. В нем тоже не было еврейской крови, он это был глубоко интеллигентный человек. Шостакович справедливо решил: если существует сам факт зверской жестокости против евреев в Бабьем Яру, он заслуживает не только стихотворения, но и отражения в музыке. Как классический композитор он был широко признан во всем мире, во всем, кроме своей родины. В СССР он много лет подвергался гонениям, исходившим от идеологов коммунистической партии. И только высокий международный авторитет обеспечивал ему относительную безопасность и возможность заниматься творчеством.