Читаем Крушение надежд полностью

— А за границу еврейских специалистов работать посылают?

— Редко посылают. В прошлом, пятьдесят пятом, году Хрущев выезжал в Индию, Бирму и Афганистан, везде заключал договоры о помощи. По министерствам разослали распоряжение подавать списки специалистов на выезд для работы в эти страны. Я подал список, но в ЦК все еврейские фамилии вычеркнули. А евреи-то как раз и были самые лучшие работники. Вот именно.

Павел помолчал, подумал, прокомментировал:

— Я предвижу, что многое в судьбе советских евреев будет зависеть от того, как Хрущев поведет политику еврейского вопроса.

Семен подхватил:

— Да, я тебе так скажу: если Хрущев разгонит деловых советников-евреев, вместо того чтобы дать им проявить свои способности и таланты, это дорого обойдется хозяйству страны, и на этом он сам проиграет.

Павел взглянул на брата:

— Интересная мысль, Сенька, твое предсказание может оказаться верным. По своему поведению Хрущев — настоящий представитель великорусского шовинизма, а шовинизм обязательно приводит к ошибкам. Да, теперь после этого доклада на съезде евреи станут надеяться, что для них наступят улучшения. Но… — он замолчал, как бы перебивая самого себя.

— Ты считаешь, что евреям нельзя строить особых надежд на будущее?

— Строить надежды? Мой неисправимо лагерный мозг не ждет особых перемен.

<p>3. В ожидании «Хрущевской оттепели»</p>

Несколько месяцев в газетах и по радио о докладе Хрущева ничего не сообщали. Партийное начальство молчало, как воды в рот набрали. По партийным организациям доклад разрешили читать только коммунистам. Они слушали на собраниях, но детали рассказывать не решались: партийная дисциплина. По Москве и по всей стране все ходили глухие слухи, что вроде бы Хрущев на съезде критиковал самого Сталина. Неужто критиковал? Это вызывало удивление и возбуждало страшный интерес. Многие роптали: «Опять от народа все скрывают!»

Тем временем Кремль разослал текст доклада под грифом «Совершенно секретно» руководителям подконтрольных стран народной демократии Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Албании. В Польше сняли с доклада копию и переслали на Запад. Текст его начали передавать по-русски радиостанции «Голос Америки», «Би-би-си» и «Свободная Европа». Хотя лишь немногим удавалось слушать эти станции (в городах их передачи глушили), доклад постепенно становился известен советским людям. Волна радости расходилась по стране, и с весны 1956 года люди возбужденно обсуждали новость: неужели действительно развенчали культ личности?

Официальное сообщение о разоблачении культа Сталина стало шоком для всех, для большинства радостным, но для некоторых — неприятным. Люди разделились на два лагеря: противники сталинского режима впервые открыто радовались, а матерые сталинисты раздраженно удивлялись и злобно огрызались. В первом лагере были пострадавшие — почти вся интеллигенция, включая евреев. Во втором — убежденная прослойка из партийных функционеров и сотрудники органов государственной безопасности, чьими руками террор и проводился.

В первом лагере удовлетворенно говорили:

— Вы слышали? На съезде объявили, что Сталин совсем не так уж велик, как нам представляли.

— И полководец он не великий, из-за него мы чуть не проиграли войну с Германией.

— Чего уж там, «великий»! Прямо сказано: «преступник», людей губил миллионами.

— Раньше все валили на Берию, министр госбезопасности, он, мол, от Сталина скрывал свои преступления. Теперь-то ясно, что Сталин сам во всем виноват.

— А другие-то в Кремле, они что делали?

— Они-то? Они руководили, руками водили.

— Да оно и без того было ясно, что Сталин виноват, только говорить боялись.

— Наконец-то кто-то все-таки решился сказать правду.

— Не «кто-то», а сам первый секретарь ЦК партии Никита Хрущев.

— Говорят, он сделал большой доклад на закрытом заседании съезда.

— Почему на «закрытом»? Все должны знать правду.

— Эге, где и когда вы слышали, чтобы у нас правительство говорило людям правду?

— Вот, все твердили про Сталина: «верный ленинец», «продолжатель дела Ленина». Какой там он продолжатель! Зря критиковать его Хрущев не стал бы.

— Молодец этот Никита! Нашелся все-таки смелый человек.

— Надо ждать, что при нем начнется оттепель…

Наиболее информированные говорили:

— Хрущев разоблачил Сталина, но сталинисты-то все остались, сидят на своих местах.

— В ошибках признаваться никому не просто.

— Да этот Хрущев сам погряз в крови невинных жертв, не ему бы открывать рот.

— Эх, хвали траву в стогу, а барина в гробу. Еще посмотрим, какой он сам, Никита…

Евреи отмечали печально:

— Давным-давно пора было развенчать антисемита и изверга Сталина.

— Может, начнется оттепель для евреев?

Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги